Женщины облегченно вздохнули. Они и сами по этому же поводу собрались, а с мужчинами искать сподручнее будет. Как-никак охота — мужское занятие. Да и с ведьмаками воевать, коли они в исчезновении Гонория виновны, лучше всем миром. Все-таки молодцы у них мужчины, догадливые. Даже собаки повеселели.
— А мы тоже за Гонория сильно переживаем, — всхлипнула расчувствовавшаяся Параскева, утыкаясь в широкую мужнину грудь.
Посмотрев на воркующих Панаса с женой, и другие мужчины раскрыли своим женам объятия. Все стали обниматься друг с другом, даже собак и тех по холке потрепали. Дед Налим от охватившего его облегчения (в конце концов, могли и побить, с женщин станется) тихо сел на землю, но в суматохе этого и не заметили. Как не заметили и появления жреца в обществе ведьмака.
— А что здесь происходит? — как бы невзначай поинтересовался Гонорий у собравшихся.
Народ замер, будто всех застигли за чем-то недостойным, и пристально уставился на пришельцев. Алишер внутренне собрался. По его опыту выходило — когда на тебя смотрят с таким пристальным вниманием люди, вооруженные скалками, вилами и косами, обычно намерения у них недобрые. За оружием ведьмак пока не тянулся, но мысленно прикинул, что где лежит, как быстро сможет извлечь и применить. Хотя, конечно, ссориться с местным населением не хотелось, а убивать кого-то — тем более.
— Гляди-ка, жрец! — потрясенно ахнула рыжеволосая Алкефа.
— И правда. Живехонек, здоровехонек, — поддержала ее бабка Дорофея.
— И ведьмака с собой притащил, — не удержался от ложки дегтя во всеобщую бочку меда дед Налим, с трудом поднимаясь на ноги и огорчаясь, что штаны теперь стирать замучаешься.
— А ведьмака-то зачем привел? — удивленно вопросил Панас жреца.
— Ну не бросать же его в лесу, — резонно заметил Гонорий, и все вокруг согласно закивали.
Знали: жрец Всевышнего в Хренодерках жалостливый, всем сирым и убогим старается помочь, даже вон ведьмака помощью не обделил.
— Так по какому поводу собрание? — в другой раз повторил свой вопрос жрец.
Народ задумался. Объяснения, конечно, были, но ни одно из них Гонорию озвучивать не хотелось. Во-первых, потому, что хоть жрец не лишен чувства сострадания, но стремление селян проучить ведьмаков подручным сельхозинвентарем мог не оценить и наложить какую-нибудь епитимью. А даже легкую епитимью выполнять не хотелось. Во-вторых, вышедший из леса ведьмак мог сильно обидеться на них за так и не состоявшиеся побои и побить их уже сам, а этого, понятное дело, никто не хотел еще больше, чем исполнять епитимью.
— А гулянья у нас, — емко сообщил дед Налим, и его дружно зауважали.
Это надо же, как ловко он выкрутился.
Алишер, который за свой длинный век ведьмака чего только не насмотрелся, с непониманием наблюдал за тем, как несколько дюжин мужиков и баб лепечут нечто невразумительное старенькому жрецу, который не только вида из себя внушительного не имел, но даже голоса не повысил, а потом выдал удивленное:
— Какие гулянья? Посевная же.
Селяне зачесали в затылках. Действительно, сейчас самая работа в поле в разгаре, а для гуляний все праздники миновали.
— А народные, мил-человек, гулянья у нас. Вот всем народом и гуляем, — не растерялся дед Налим, в очередной раз блеснув смекалкой перед собравшимися. Панас твердо решил про себя угостить сметливого деда кружкой пива на досуге, а может, и не одной. — И на посевную ты не оборачивайся, вон какой дождик прошел. Как в такую мокрую землю сеять станем? И плуг не пройдет, да и волы увязнут.
Вот мы и гуляем, значится, всем селом, а как земля обветрится, так всем селом и сеять станем.
— А что ж вы, селяне, всем народом с вилами гуляете? У некоторых, как я погляжу, и косы в наличии имеются. Запасливые, — не унимался зловредный ведьмак, и многие хренодерчане поняли, почему большинство людей эту братию не любит.
— Так это… — замялся дед Налим, у которого все отговорки уже закончились. — Того самого.
— Чего — того самого? — искренне заинтересовался Алишер и даже сделал шаг вперед, чтобы получше расслышать ответ, хотя на слух никогда не жаловался.
Налим инстинктивно отступил. Все-таки ведьмаки — народ не часто встречающийся, зато слухами разными (преимущественно зловещими) овеянный. Большинство людей (даже не из особо суеверных) предпочли бы встретить двадцать баб с пустыми ведрами разом, чем одного самого захудалого ведьмака.
— Ну что ты пристал к деду? — вмешалась в молчаливое противостояние Параскева, которая с увесистой скалкой наперевес чувствовала себя более-менее уверенно. — Сказано тебе: гулянья у нас. Вот и отцепись от греха подальше, не мешай народу прогулку по селу совершать.
— Так кто же на гулянья с вилами, косами да скалками наперевес ходит? Да еще и кобелей своих притащили… — усмехнулся Гонорий на откровенное вранье селян.
— Мы и ходим, — ничуть не смутилась Параскева, и народ еще раз убедился, что голове с женой сильно повезло: и в хозяйстве любой убыток в прибыль обратить сумеет, и слово нужное вставить умудрится. — Мы же не просто так из одного конца в другой прохаживаемся, а с пользой гуляем. Видишь, отец святой, сколько непогодой веток с деревьев обломило да мусора разного нанесло? Вот мы, значит, прибраться перед храмом решили, пока ты в отсутствии. Сюрприз тебе, значит, приподнесть, пока время свободное имеется. И собак заодно прогуливаем, а то им на цепи тяжело сидеть. Задние лапы у них портятся.
— Скалками убирать надумали? Хороша же будет такая уборочка, — не удержался от иронии ведьмак, чем заслужил гневный взгляд со стороны Параскевы.
О! Что это был за взгляд! От него порой и медведи бледнели. Но ведьмак был калач тертый — и не такие в его сторону сурово брови сдвигали, — потому даже ухом не повел.
— Так прислужница твоя, Марыська, лежит на столе в «Пьяном поросенке» и храпит во все горло, девка беспутная. Пива цельную кружку выцедила и в ус не дует. Вот мы с бабоньками и подумали, что жрец наш голодным из лесу придет, надо же ему что-нибудь из еды спроворить. Да и мужики наши не на пустой желудок, чай, уборку делать станут, — деловито сообщила жена головы.
— М-да. Весело тут у вас, — криво усмехнулся ведьмак.
Но селяне его замечание дружно проигнорировали. Не пояснять же ему, что основным застрельщиком этого самого «веселья» был именно он (ведьмак). Это ведьмака с товарищами к жрецу проводил сам голова, а потом жрец исчез, а его прислужница нагло упилась в кабаке, да так, что вернувшаяся от Параскевы кабатчица на нее уже два ведра воды кряду вылила, а все одно не добудилась и внятных объяснений не услышала.
— Ну что ж. Уборка — дело хорошее, — согласился Гонорий. — И правда, перед храмом мусора много. Непорядок это.
С тяжелым сердцем провожал Вяз Дубрович Светлолику в темную часть леса к ней. Мнилось ему, будто не в гости ведьму ведет, а смиренного агнца провожает к мяснику на заклание. И от этого на душе его становилось так паршиво, что хоть волком вой, но знал — не поможет. Внутренне клял он себя последними словами за болтливость излишнюю. «Вот уж действительно, язык мой — враг мой, — вздыхал леший про себя. — Ни за что девку сгублю ведь. Пусть ведьма, а все одно, несмышленыш желторотый еще». Он покосился в сторону весело шагавшего мага и хмыкнул. Вот уж кто в геенну огненную спустится с глупой улыбкой на лице и с шага не собьется. Правда, наверное, бают про магов, что чертям они родственники, будто матери их с нечистыми путались, оттого дети в дар колдовство свое получили. И знал, что сплетни, а глядя на чересчур жизнерадостного мага, весело таранившего мелкие кусты и топчущего муравейники, начинал в них верить. Как иначе объяснить тот факт, что Вешил уже раз десять наступал в норы довольно опасных тварей и не только не сломал себе что-нибудь, но и не был покусан. То ли кровожадных хозяев попросту не было дома, то ли они были настолько потрясены внезапным вторжением видавших виды сапог мага, что не успевали адекватно ответить на разрушение дневного убежища.
