– Нет, – решительно ответила я, привлекать к себе внимание не хотелось.
– И правильно. Ни к чему лишние вопросы, – точно читая мои мысли, одобрила Элка. – А я, пожалуй, схожу.
– Что Вероника говорит о своем похищении? – поспешила я вернуть подругу к интересующей меня теме.
– Ничего.
– Что значит «ничего»?
– То и значит. Вернулась от подруги в гостиницу, выпила бокал вина, кстати, руку порезала. И уснула. А все остальное – точно в бреду. Какое-то странное место, голоса… Очнулась уже в больнице.
– Такое бывает? – спросила я с сомнением.
– Наверное. Ее же наркотой накачали. У меня был знакомый наркоша, такое о своих видениях рассказывал – закачаешься. А номер собственной квартиры вспомнить не мог.
– Наркотой ее накачал все тот же Любин муж?
– Только не задавай идиотского вопроса, где он ее взял! – взмолилась Элка.
Закончив разговор, я еще некоторое время молчала, пытаясь разобраться в своих ощущениях.
– Ну? – нетерпеливо спросил Ремизов, понаблюдав за мной.
– Чепуха какая-то, – буркнула я и рассказала новости.
– Почему же чепуха? – возразил он. – Сюжет вполне в духе российской глубинки. Две подружки и идиот, сильно нуждающийся в бабках и имеющий в друзьях другого идиота.
– Я видела мужа Любы. Машину Вероники со стоянки забрал не он.
– Значит, дружок.
– Но он ведь работал в «Слободе». Его могли узнать…
– А он, разумеется, не такой идиот, чтобы рисковать? Идиоты потому и идиоты, что им приходит в голову такое, чему нормальный человек не способен найти объяснение. В любом случае нам только на руку, если полиция все свалит на него.
Последние слова мне совсем не понравились, и я разразилась бурной речью о справедливости, вызвав у Ремизова презрительный смешок.
– Скажи, чего ты от меня хочешь? – насмешливо спросил он.
Я сказала, и мы отправились в Берестов.
Люба рыдала, уткнувшись в валик дивана, через десять минут стало ясно: явились мы зря. Ничего толкового она рассказать не могла, лишь горестно повторяла:
– Придурок, теперь на него всех собак навешают. А я-то голову ломаю, откуда у него деньги на всю эту хрень, что он притащил. Мне сказал – калымил…
Ремизов чуть ли не зевал во время нашего с ней разговора, и я поспешила удалиться, самое обидное, что ни с чем. Садясь в машину, Кирилл вдруг спросил:
– Где, говоришь, дом Вероникиной тетки?
Я объяснила, как проехать, гадая, зачем он ему понадобился. Очень скоро мы тормозили неподалеку от дома. С моего недавнего посещения здесь мало что изменилось, может, скошенная трава успела чуть подрасти. Дом выглядел необитаемым. Кирилл поднялся на крыльцо и принялся шарить руками над дверью в поисках ключа. Самое удивительное, что он его нашел. Интересно, в прошлый мой приезд ключ тоже был там?
Мы вошли внутрь и принялись оглядываться. В единственной комнате – кровать за занавеской, застеленная цветастым покрывалом. Постельное белье отсутствует, но подушки и одеяло почти новые, что показалось странным. Обстановка спартанская, какая обычно бывает в дачных домах, запертых на зиму, то есть убрано все, что можно убрать, и оставлено лишь то, что нет смысла увозить. Воздух слегка кисловатый, как часто бывает в давно не отапливаемых помещениях.
– Что ты надеешься найти? – спросила я, понаблюдав за Кириллом, в задумчивости разглядывающим оставленные нехитрые пожитки.
– Этого здесь явно нет, – усмехнулся он.
Мы вышли на крыльцо, он запер дверь, положил ключ на место, но возвращаться к машине не спешил. Вместо этого направился вдоль завалившегося забора в сторону леса. Идти здесь было неудобно, трава доставала почти до пояса. Кирилл шел впереди, ничего не объясняя, и это меня начинало злить. Ко всему прочему я оступилась и задела ногой кирпичную кладку, не разглядев ее в траве.
– Черт, – пробормотала я, потирая ушибленную ногу. Кирилл обернулся и шагнул ко мне.
– Что случилось?
Через минуту выяснилось, что сооружение, на которое я налетела, заинтересовало его куда больше, чем моя нога. Он потоптался на месте, приминая траву, и я увидела нечто похожее на канализационный колодец. И, как ни странно, оказалась права.
– Локальная канализация, – пояснил Кирилл. – Если попросту, выгребная яма.
Он зачем-то снял тяжеленную крышку и, брезгливо морщась, заглянул внутрь. Запах в самом деле был не очень. Непонятно, зачем столько усилий, колодец был пуст. Но Кирилл, используя мобильный как фонарик, все-таки его осмотрел.
– Ты думаешь, Веронику могли держать здесь? – озарило меня. – А что? Муж Любы о доме знал, вот и решил: место идеальное, искать здесь похищенную будут вряд ли.
– Если ее вообще кто-то похищал, – возвращая крышку на место, буркнул он.
Мы отправились дальше, и вскоре, к некоторому удивлению, я увидела едва заметную тропинку. Впрочем, места вокруг богатые, грибников и ягодников достаточно, могли и сюда забрести. Однако на этот раз я дала маху. Тропинка привела нас к помойке, обычной помойке, которую устроили в неглубокой яме, склоны которой сплошь заросли крапивой. Оттого меня очень удивило, что Кирилл начал спуск, держа руки повыше, чтобы избавить себя от ожогов. Я решила себя поберечь, привалилась спиной к березе, растущей неподалеку, и лишь качала головой, наблюдая за его усилиями. Что он там делал, неясно, но вернулся довольно быстро. В руках держал пластиковый стаканчик, судя по этикетке, в нем когда-то был йогурт.
– Зачем тебе эта дрянь? – искренне удивилась я.
– Здесь дата изготовления, – серьезно ответил он, ткнув пальцем в цифры на донышке. – Дом нежилой, а стаканчик оказался здесь на днях, потому что изготовлен йогурт…
– Неделю назад. Веронику действительно держали здесь, – ахнула я.
– Или она сама пряталась, ожидая своего выхода на сцену. В доме никаких следов, а вот везти отсюда мусор не захотели, решив, что лазить по помойкам никому в голову не придет.
– Ты думаешь, Вероника организовала убийство мужа и инсценировала свое похищение, чтобы избежать подозрений?
– Смелое предположение, учитывая, что у следователя вроде бы уже есть кандидаты на роль злодеев.
– А ты как думаешь? – настаивала я.
– Давай найдем что-нибудь посущественнее йогурта.
Детективу, когда-то нанятому отцом Волкова, мы позвонили еще по дороге. Несмотря на довольно позднее время, он согласился с нами встретиться уже сегодня, должно быть, дела его шли не блестяще. Встретиться намеревались в офисе, вид унылой трехэтажки на окраине мои догадки о его материальном положении лишь подтвердил. Офис на первом этаже, помещение в два окна, над одним из них – успевшая выгореть вывеска «Частные расследования». Окна давно не мытые, над дверью – козырек и лампочка, призванная освещать вход, но лампочку разбили, а заменить так и не удосужились.
