– Мисс Эймс, не правда ли? Мне знакомо ваше имя. Мы встречались?
– Миссис Эймс, – поправила я. – Но нет, мисс Картер, не думаю.
Она искусно закусила алую губу, словно задумавшись.
– Где же я слышала ваше имя? Дайте подумать. Я уверена, что… Ну конечно! Всего месяц назад я познакомилась с джентльменом по фамилии Эймс. На Ривьере. Невероятно красивый мужчина.
– Мой муж Майло.
Если со стороны могло показаться, что я произнесла эти слова как бы несколько скучая, то только потому, что мне действительно стало скучно. Было до неловкости очевидно, что Вероника пытается спровоцировать неприятную сцену, будто бы я удивилась, узнав, что Майло вел себя предосудительно.
– О, простите, – приподняв тонкие подрисованные брови и изобразив насмешливое удивление, произнесла моя собеседница. – Я не поняла, что он женат.
Я холодно улыбнулась.
– Не извиняйтесь. Он и сам иногда об этом забывает.
Повисло молчание. Вероника Картер была искренне изумлена моим равнодушием. Она, несомненно, ждала резкой отповеди от ревнивой жены. Джил смущенно закашлял, а Лайонел Блейк широко улыбнулся.
Под убаюкивающий шум моря и звон фарфора разговор перешел на какие-то банальности и скоро стал удручающе пустым. Тем не менее чувствовалось напряжение, хотя здесь собрались люди, которые проводили вместе немало времени, которые условились встретиться в этой приморской гостинице, чтобы вместе отдохнуть. Может, они просто не очень друг друга любят. Такое часто бывает среди состоятельных людей. Дружба дружбой, но свояк свояка видит издалека. Я мечтала вовсе не о такой компании, однако моя задача помочь Джилу. А побыть на море в самом деле очень здорово.
Мы сидели на террасе, пили чай и терпели друг друга. И никто, конечно, не догадывался о том, что один из нас не доживет до следующего вечера.
Глава 4
Вечером вся гостиница осветилась. Судя по всему, к ужину в «Брайтуэлле» подходили серьезно, как к настоящему светскому рауту – черные галстуки, танцы и, как полагается, шампанское. Я надела приталенное платье сиреневого шелка с широкими прозрачными рукавами и легкими тюлевыми вставками, весьма выгодно подчеркивавшее высокую стройную фигуру, если позволено так говорить о себе. Джил в вечернем костюме выглядел просто потрясающе – подтянутый, широкоплечий. Он был из тех мужчин, что рождены для смокингов.
Зал, в котором проходил ужин, был элегантен, изыскан и лишен даже намека на вульгарность. Стены изумительного розово-желтого цвета обрамляли панели, на удивление успешно сочетающие черты чопорного викторианского стиля и изящного ар-деко. На круглых столах, покрытых белыми шелковыми скатертями, мерцали хрусталь, серебро и обрамленный серебром фарфор.
Места можно было выбирать самим, и мы с Джилом сели вместе с мистером и миссис Хэмильтон – они расположились слева от меня – и Эммелиной и Рупертом, которые разместились справа от Джила. Эммелина демонстрировала все признаки безумной влюбленности. Горящие глаза следовали за Рупертом по пятам. При любой возможности она дотрагивалась до него, терлась плечом, стискивала руку и явно гордилась тем, что такой красивый и очаровательный мужчина принадлежит ей. Я-то хорошо знала симптомы болезни, что зовется любовью.
Руперт был очень внимателен к невесте. Он улыбался, шептал ей что-то на ушко, однако в нем ощущалось какое-то беспокойство. Казалось, на него что-то давило, будто мыслями он был не здесь. И я задумалась о том, насколько глубоки его чувства к Эммелине.
– Чудесный вечер, не правда ли? – негромко сказала сидевшая рядом со мной Лариса Хэмильтон.
Я согласилась. Ее светло-голубое платье с гофрированными рукавами и низом было очаровательно, о чем она от меня и услышала.
– Спасибо. Его выбирал Нельсон. – Лариса разгладила платье на коленях. – У него очень точный глаз.
Это-то я уже заметила. В настоящий момент он положил этот свой глаз на Анну Роджерс, которая как раз вплыла в столовую в вышитом бусами сиреневом платье длины, пригодной лишь для того, чтобы избежать полного скандала. Мистер Роджерс шел следом, вроде бы не замечая эффекта, производимого его женой на присутствующих джентльменов.
– Симпатичная компания подобралась, правда, Руперт? – спросил Хэмильтон, когда Роджерсы уселись за стол, и достал из кармана сигареты.
– В самом деле, – согласился Руперт, протянув Хэмильтону зажигалку, и обратился к Эммелине, достаточно громко, чтобы его услышала половина стола: – Хотя было бы еще симпатичнее остаться наедине. Не могу дождаться, когда мы сможем ездить одни.
Эммелина вспыхнула и улыбнулась, а Джил несколько напрягся. Он старался это скрыть, но было совершенно очевидно, что выбор сестры ему очень не по душе.
– Нельсон любит голубой цвет, а мне нравится тон вашего платья, – неожиданно возобновила миссис Хэмильтон разговор, прервавшийся некоторое время назад.
– Да, вы выглядите потрясающе, миссис Эймс.
Это был Лайонел Блейк, занявший место за соседним столом.
– Спасибо вам обоим. И пожалуйста, зовите меня Эймори. Обращаюсь ко всем.
– Эйн-Мери, какое необычное имя, – протянула Вероника Картер, сидевшая наискосок от нашего стола и смотревшая на меня сквозь дым сигареты, которая небрежно свисала между ее пальцами.
Она впервые обратилась ко мне с начала ужина, и в сочетании с насмешливым тоном мое неправильно произнесенное имя создавало впечатление, что она вовсе не ослышалась.
– Эймори, – поправил Джил.
Вероника ничего не ответила, и ее изящное лицо снова исказила угрюмая гримаса.
– Эймори Эймс, – повторила миссис Хэмильтон. – Удивительное имя. Очень мелодичное. Какая удача, что фамилия вашего мужа так подходит к вашему имени.
Я хотела было ответить ей длинной историей, но передумала и просто поблагодарила:
– Спасибо.
Дело в том, что, строго говоря, я не брала фамилию Майло. Я урожденная Эймори Эймс. Когда я познакомилась с Майло Эймсом, который вовсе не был мне никаким родственником, это совпадение его крайне забавляло. Мы поженились, и я будто застряла в чистилище, нося уже не вполне собственное имя и все-таки не до конца мужнино. Странным образом это обстоятельство было типично для наших отношений в целом.
Ужин был великолепным: легкий суп, отлично сваренный морской язык, жареная баранина под мятным соусом, свежий салат, за которыми последовали таявший во рту пудинг, сыр, крекеры и сладкий ароматный кофе. Разговор был легким, необязательным, приятным. Затем компания начала разбиваться на пары для танцев.
Подобно многим престижным отелям Лондона, «Брайтуэлл» нанимал на лето оркестр. Когда он затянул начальную мелодию «Я весь твой», Джил встал и протянул руку:
– Потанцуем, Эймори?
– С удовольствием.
Он вывел меня на танцплощадку. Прежде чем принять исходную позицию, прежде чем наши тела соприкоснулись, мы оба помедлили. Ненадолго память перенесла меня в тот вечер, когда мы танцевали с ним в последний раз – на нашей помолвке. Я была так влюблена тогда, так уверена в будущем. Как же глупа юность, сколько в ней уверенности и блаженного неведения.
