– Вы можете идти, – неожиданно – а ведь мог сделать это еще три часа назад! – разрешил мужчина и поднялся. – Я бы хотел еще поработать. Один.
– Плодотворной работы, – быстро пожелала я, подхватила талмуд и белочкой, в два прыжка, покинула комнату. Вот еще, буду я ждать, передумает – и придется вдвое больше страдать.
Разумеется, ни о каком чтении в номере речи идти не могло. Возьму документы и продолжу читать за завтраком, а там, глядишь, и обед, и ужин потом, и остановка в каком-нибудь обитаемом мире. И чемодан собрать бы не забыть…
До своей комнаты я добиралась кругами. Не потому, что не хотела спать или руки не отваливались от кипы бумаги, а потому, что хотелось мне взглянуть на обстановку внизу. У платформ дежурила охрана, бортики отгородили лентой, какой распределяют людей у входа в клубы, – не подобраться. Или кто заметит, или грохнешь о пол подставку – и тоже все заметят.
С сожалением оглядывая перила, я понимала, что если мои выводы верны, то и внизу кто-нибудь смотрит с тоской наверх, в ожидании хорошего кадра или целой сенсации, а значит, ползти придется на четвереньках с готовностью отползать в тылы.
На горизонте показалась давешняя инсталляция. Синяя пластиковая ручка недовольно сопела, словно осуждая поставленных рядом с ней товарок. Громкость сопения и интенсивность навевали мысли о том, что где-то там не первый час отходит от неприятного разговора Косичка. Больше никого из встреченных мною здесь риентанцев я не могла представить запертым в пластиковой конструкции наедине с собственными переживаниями. Хотя, при должной сноровке и запасе паралитиков, засунуть можно было кого угодно и куда угодно, но вот заставить стонать и вздыхать, как девчонка в пору первой неразделенной любви… На такое был способен только Косичка.
– Танан? – позвала я. Стучать по пластику не стала: незачем заставлять беднягу ко всему прочему еще и глохнуть по вине какой-то человечки.
– Мари? – из отверстия между крышкой и корпусом показалась цветная головушка страдальца. – А почему ты здесь?
– Мимо проходила, – развела я руками. – Решила на памятные места взглянуть. Твой братец меня здесь поймал, когда я уходила от погони.
Мой голос приобрел загадочные нотки – ну, мне так показалось. По крайней мере, Косичка заинтересованно покосился в мою сторону и перестал горестно вздыхать. Еще бы, не ему тут ногу вывихнули!
– Дюжина страшных риентанских вояк бежали за мной по пятам. Каждый угол мог стать последним в моей карьере. Камера больно била по ребрам, но я не останавливалась!.. – Лицо Танана наконец приняло недоверчивое выражение. Правильно, камеры со мной не было, когда я вернулась.
– На одном перекрестке меня настигли, но героическими усилиями, превозмогая боль в сердце и игнорируя потеки пота, я сопротивлялась аресту! – Косичка начал улыбаться. – Выведя из строя всю вражескую рать, я… – Малец не выдержал и заржал. Мой смех раздался секундой позже: ну не могла я так врать с каменным лицом.
– Ты! Победила дюжину риентанцев! – Он каким-то чудом избежал столкновения с пластиком, пытаясь выползти из укрытия. На будущее, смеяться во время попыток выбраться из замкнутого пространства я крайне не рекомендую: череп может пострадать. – Я не могу… Брат слышал?
– Ему будет неинтересно. Он правду знает, – хмыкнула я, опускаясь на пол у ручки. – А ты что тут забыл? Тоже решил по местам памятных сражений пройтись?
– И не надо так снисходительно смотреть! – одернул меня Косичка: – Я в этой ручке шесть часов отсидел, пока на корабль все туристы не загрузились и мы не отбыли. Думаешь, удалось бы мне по палубе погулять, если бы не это?
– А Митран тебя просто так, по доброте душевной, не заметил, – хмыкнула я, припоминая обстоятельства нашего знакомства.
– Не по доброте, а за услугу. Он мне должен был. И знаешь, чего мне стоило заставить его так подставиться, чтобы вытребовать пропуск?
– Даже не представляю, – призналась я и потрепала Косичку по голове. – Голова!
– Угу. А все ко мне как к ребенку относятся. Вот и ты туда же, а я, между прочим, сильнее тебя раза в три, а может, и во все четыре.
– Ага, и летать умеешь.
– Умею, – обиделся юный риентанец и поднялся на пару сантиметров над землей. И только потом, поймав мой ошарашенный взгляд, понял, что что-то натворил. – А вы не знали?
– Нет, – покачала головой. – О Риентане мало что известно. А что ты еще можешь? Ну, кроме всяких подлостей с сознанием. Этим и твой старший промышляет. Очень грязно работает, или у вас все так могут и я зря обвиняю начальство?
– Все, – признался Танан. То ли от растерянности, то ли чтобы имя брата обелить. – А что, кто-то злоупотребляет?
– Угу, девчонки в туалете жаловались. Вас так скоро все бояться начнут. – Косичка гордо раздул грудь. – И возненавидят. Все непонятное всегда ненавидят. Хочешь, чтобы воевать начали?
– Нет.
– Тогда не пугай окружающих, – посоветовала я. – Быть чудаком лучше, чем заставлять себя бояться. Только откровенные глупцы считают, что страх порождает уважение. Скорее он порождает зависть и гнев.
– Надо брату сказать, – проговорил Танан.
– Думаю, он знает. Иначе бы не всучил мне контракт, а запер в комнате и дело с концом.
Косичка как-то странно подавился воздухом.
– Ты в порядке?
– Да все нормально, – прокашлявшись, ответил малец и покосился на стопку исписанной бумаги. – А что это?
– «Стандартный договор о неразглашении», – пафосно изрекла я.
– А почему такой большой? – не понял Косичка.
– Потому что стандартный! – усмехнулась я. – Так твой брат сказал. Значит, соврал?
– Ну, может, и нет, – начал оправдываться Танан, но подтверждение своим опасениям я получила. Да уж, читать придется внимательно и очень вдумчиво. На неделю растяну – не меньше!
– Можешь не пытаться его прикрыть. Я и сама понимаю, что на стольких страницах обычной формы не бывает.
Танан затравленно посмотрел мне за спину, но от заверений в своей честности удержался. Не хотел при свидетелях? Я оглянулась как раз вовремя, чтобы не пропустить появление «студента».
В отличие от нашей предыдущей встречи, сейчас он не щеголял пресловутой асфальтовой болезнью, да и в целом не производил впечатления страдальца. Принять этого цветущего мужчину, каким он, вероятно, и предстал перед Клэр, за проштрафившегося студента не смогла бы даже моя богатая и не всегда здоровая фантазия.
– Доброй ночи, – поздоровался он, подмечая все детали. Договор в моих руках, взъерошенность Косички, ручку за его спиной и то, что бедняга до сих пор висит в двух сантиметрах над полом. – Позволите? – у меня из рук незаметно утянули талмуд. Глаза риентанца быстро пробежали по страницам, заставляя брови недоуменно взлетать и кривиться. – Хороший договор, подписывайте! – рекомендовал он мне таким тоном, каким можно разве что убедить в обратном.
