Вернула флакон на место. И тут в дверь как раз постучали.
Вблизи незнакомец оказался ещё более бледным – «иззелена», определила бы мать-покойница. Хворый, видать. Бросил взгляд на Лолоттины грудки, и тут же отвёл глаза в сторону – как если бы смотрел на неприятное. Одет хорошо – добротный костюм, трость в руке почти новая.
– Я прошу мадам извинить меня за беспокойство, – сказал гость, слегка поклонившись. Голос у него был неприятный – именно так говорило бы протухшее мясо, имей оно такую способность.
– Разрешите представиться – мсье Луи.
– Луи-без-фамильи? – хихикнула Лолотта. Какой-то на неё шутливый слог напал, и ещё жаль стало, что столько духов зря вымазала: бледный мсье даже носом не повел.
– Зачем забивать хорошенькую головку чужими фамилиями? – он подошёл ближе, и Лолотта, почуяв дичь, шелестнула юбкой. – Меня на холме все так называют. А вот эти ваши холмики лучше спрячьте, я по причине болезненности женским полом не интересуюсь.
– И что же вас привело ко мне, мсье Луи? – спросила Лолотта.
Он огляделся по сторонам, будто их могли подслушивать, и шёпотом сказал:
– Модильяни.
Как если б это было не имя, а название неприличной болезни.
– Мне рассказывали, будто он писал ваши портреты, и они хранятся здесь.
Негодяй смотрел прямо на сундук, в котором Лолотта прятала бесценный ларец.
– Вас обманули, мсье Луи, – сказала она, подойдя к нему, едва ли не вплотную. Он так явно мучился от запаха La Rose Jacqueminot, что ей даже стало его жаль, но лишь на миг. – Я не имела чести позировать мсье Модильяни. И картин его у меня нету. Вообще, ничего у меня здесь интересного нету, я простая девушка, мсье. Если вас интересуют картины, вы зайдите к папаше Сулье. Или к Сюзон, она живет неподалёку, в синем доме.
– Я же не праздно интересуюсь, – мсье Луи как будто не слышал Лолоттиных слов. – Я серьезный человек, торговец искусством. Вы хотя бы мадам Валадон спросите, или мсье Уттера. Я заплачу отдельно за каждый холст, но вначале нужно посмотреть.
– А сколько вы платите? Мне просто интересно.
– Ну это же смотря какая картина.
А сам рыщет глазами по стенам. И опять – на сундук уставился. Хорошо, что тот старый набросок Лолотта хранит не в сундуке, а в шляпной коробке. Сверху лежат пожелтелые кружева – уже не поносишь, но выбросить жаль.
– Картина у нас с вами такая, мсье Луи, что ко мне сейчас прибудет брат из предместья. Он человек прямой, нетерпеливый. Ему может не понравиться, что к его сестре-девице приходят незнакомые господа.
– Конечно, мадам, конечно! И всё же я оставлю вам карточку с адресом. Если надумаете, пришлите записку.
Лишь только он ушёл, Лолотта тут же бросилась проверять ларчик, как будто он мог опустеть от этих рыскающих взглядов.
Хорошо она придумала про брата!
На самом-то деле брат на холме ни разу не был – он в Париже только до рынка доезжал. Но мсье Луи о том знать необязательно.
21
Впервые в жизни я с нетерпением ждал встречи с Игорем. О том, что мы познакомились с его отцом, конечно, говорить не стану – но мне обязательно нужно было увидеться с мальчиком. Я волновался о нём ещё больше обычного.
Почты из Парижа по-прежнему не было. Майские праздники в самом разгаре, и даже если Лолотта действительно отправила мне открытку, она придёт не раньше чем в июне, когда сама Лолотта давным-давно вернётся.
Думаю, мне нужно снова звать её именем Алия.
Я проверял почтовый ящик дважды в день, утром и вечером, и благодаря этому впервые в жизни аккуратно оплатил счета за квартиру.
Наконец, настала среда. Обычно Ирина Викторовна заглядывала в кабинет после консультации, но сейчас вошла первой, оставив сына в коридоре.
– Михаил Юрьевич, сегодня мы в последний раз. Алексей нашёл для Игоря другого психолога, – сказала она, глядя мне при этом не в глаза, а в лоб. Как будто надеялась рассмотреть там третий глаз. – Игорь хотел с вами попрощаться.
Сунула мне деньги и вышла, столкнувшись на пороге с барышней-наркологом.
– Ты занят сейчас? – спросила нарколог.
– Через час освобожусь.
– У Рады сегодня день рождения. Сейчас приём закончим, и будем немножко праздновать. Придешь в двадцать пятый?
– С удовольствием! А подарок?
– Мы вот как раз скидываемся, – сказала нарколог, глядя на купюру, которую я всё ещё держал в руках. – Самый лучший подарок в наше время – это деньги, правильно?
У неё была поистине наркотическая манера говорить, трудно спорить с таким человеком. Я отдал наркологу свой гонорар, она ушла, и я позвал в кабинет Игоря.
Ещё каких-то три месяца назад меня невозможно взволновало бы это происшествие – аутсайдера не только приняли в стаю, но даже позвали на день рождения к Раде-психиатру. И пусть это было вызвано банальной причиной нехватки денег на подарок, я всё равно был бы счастлив – но сейчас мне было всё равно в другом значении.
Я не хотел расставаться с Игорем. Я не мог представить себе, что никогда больше не увижу этого мальчика – насколько невыносимого, настолько же и дорогого мне.
Если я попрошу у него адрес электронной почты, это может быть расценено как преследование. Игорь – несовершеннолетний. Раб своих родителей, заложник воспитания, жертва семьи.
– Михал Юрьич, мама сказала, вы больше не сможете со мной заниматься? – спросил Игорь. Он выглядел сегодня каким-то особенно развинченным – как будто его наспех собрали из не подходящих друг другу деталей.
– Она так сказала? – удивился я. Могла бы хоть предупредить, чтобы врали, как выражалась моя бывшая жена, с одного голоса.
– Ну да. А что, не так? О, я понял. Папочка подсуетился, верно?
Я молчал. Мне столько нужно было ему рассказать, а я не мог выдавить из себя ни слова. Какой уж там психолог, правда что босой сапожник.
– Михал Юрьич, давайте о вас поговорим, – попросил Игорь. – Помните, вы спрашивали, верю ли я в двойников? Так вот, я тут кое-что интересное нарыл по этой теме. Оказывается, двойники действительно встречаются, зря я на вас тогда наехал. Я даже своего нашел – вот, смотрите. Матадор Энрике Понсе.
Он вытащил из кармана сложенную вчетверо страницу, распечатанную на принтере.
Фотография была чёрно-белой, но сходство и вправду оказалось поразительным. Брови, улыбка, взгляд… Игорь, наверное, станет красивым мужчиной.
Мне хотелось сказать ему что-то особенно важное, то, что будет поддерживать его в нелегкие минуты. Но вместо этого я начал рассказывать о Лолотте.
Мальчик слушал, дёргая себя за пальцы. Расстреляв все патроны, сказал:
– Мне кажется, Михал Юрьич, она всё это придумала, чтобы вам понравиться. Двойников я не отрицаю – мы вон с Энрике тоже похожи. Но то, что она вспомнила свою прежнюю жизнь, и Париж, и Модильяни – это, извините, бред. Надо её к психиаторше отправить, в конец коридора.
