– Ваш смешной консильери, – сказал наконец Месяц, – пишет, что в долгосрочной перспективе доллару может помочь только хуцпа Федерального Резерва. И он опять прав. Но знаете ли вы, мой друг и брат, что́ станет этой хуцпой?
– Что?
На стол перед Капустиным упала маленькая красная книжечка.
– Вы в России любите всякие ксивы, – сказал Месяц, – так вот для вас памятный подарок. Это, поверьте, самое серьезное из удостоверений, которые когда-либо грели ваш карман…
Капустин осторжно взял книжечку в руки. На ее обложке было странное золотое слово:
חו$פה
Минуту или две Капустин вглядывался в него, соображая, а потом его лицо расплылось в улыбке.
– А, ну понял, – сказал он. – Я сначала подумал, что это «купа», где деньги лежат. Но это не главный аспект, да? Главный смысл другой. Это «хуцпа», только «Цади» заменили на латинскую «эс». Наверно, читается как «хуспа». Написание в пять букв, верно? Хуцпа, в которую вставили «Вау»?
– Именно, – ответил Месяц. – И эта хуцпа теперь вы.
– Я?
– Загляните-ка внутрь…
Капустин открыл книжечку.
С правой стороны в ней было узкое зеркальце, в котором Капустин увидел свои красноватые глаза с огромными зрачками. А слева было белое поле со столбцом слов:
Хаос –
Уполномоченный
Центрального
Планового
Агентства
– Красиво, – вздохнул Капустин.
– Учтите, – сказал Месяц, – это аванс. Вы у нас не единственный баал. Мы выбирать будем.
– Это понятно, – ответил Капустин. – А что такое Центральное плановое агентство? Что-то типа Госплана? Какой раз уже слышу…
Месяц засмеялся и погрозил Капустину пальцем.
– Хитрый, хитрый, – сказал он. – Где вы это, спрашивается, могли слышать? Но я вам расскажу – просто чтобы вы поняли, где правильная сторона истории. Центральное плановое агентство – это не Госплан. Это…
Капустин услышал громкий щелчок, и все впереди – стол, сидящий за ним Месяц и стена за его спиной – сперва покрылось пестрой радужной рябью, а потом погасло, будто кто-то выключил телевизор, в который Капустин засмотрелся.
Стало темно.
Капустин понял, что сидит на корточках в пыльном закутке под лестницей. Это была та самая лестница, по которой он несколько минут назад начал свое восхождение к луне. Неподалеку, деликатно отвернувшись в сторону, стоял батлер.
– А? Что? – пробормотал Капустин. – Уже все, что ли?
– Видимо, да, – ответил батлер. – Вам помочь?
Капустин стал шарить руками по полу.
– Сейчас, одну секундочку… Я удостоверение выронил… Или там осталось? А, ну да, конечно… Тогда пойдемте.
Вставая, Капустин глянул на часы. Стрелки показывали два часа тридцать три минуты – но чего именно, было трудно понять.
– У нас что-то еще?
– Нет, – ответил батлер, – на сегодня все.
– Моя машина у другого крыла, – сказал Капустин.
– А мы напрямик. Так быстрее.
Батлер повернул за угол, и Капустин послушно пошел за ним по коридору.
Там было совсем темно, и фигура идущего впереди батлера стала почти неразличима. Капустин напряженно вглядывался во мглу, высоко поднимая ноги, чтобы случайно не споткнуться. Он хотел уже попросить зажечь фонарик или зажигалку – но тут вокруг сделалось наконец светлее.
На небе появилась луна. С некоторым опозданием Капустин понял, что они идут уже не по коридору, а по ночному лесу, причем через самую чащу. Когда они успели выбраться из винного погреба, было непонятно.
Над тропинкой склонялись низкие ветки, и под них приходилось подныривать. Батлер уверенно двигался вперед, и через минуту тропинка привела на залитую лунным сиянием поляну.
Батлер остановился и обернулся. Капустин инстинктивно напрягся и шагнул назад.
– Брат Теодор, – сказал батлер, поднимая вверх кулак с торчащими из него указательным пальцем и мизинцем, – извините за остановку, но я хочу сообщить вам одну вещь. Доверительно. Вы не возражаете?
Капустин кивнул и поднял кулак в ответ, оттопырив те же самые пальцы.
– Я слышал ваш первый разговор с Высочайшим, – сказал батлер, заметно волнуясь. – И я хочу сказать, что буква «Цади», проходя через «Цади софит», разворачивается вовсе не в «Вау». Она разворачивается в прямую «Нун», что означает верного человека. И никакого брачного полога там нет.
– Вот как, – сказал Капустин. – Это меняет всю картину.
– Да. Поэтому передайте в Москве, что простые английские масоны не согласны со многими шагами нашего центрального руководства…
– Спасибо, – ответил Капустин растроганно. – Вы не представляете, насколько мне важно это слышать. Мы сможем поговорить подробнее?
– Возможно, – улыбнулся батлер, чуть играя бровью, – но не сейчас. Я знаю, как с вами связаться.
– Буду ждать, – сказал Капустин.
Лицо батлера вновь стало непроницаемым. Он повернулся и пошел дальше.
Вскоре деревья стали редеть, а потом Капустин увидел в просвете листвы обелиск и двух сторожащих его лунных сфинксов. Они были совсем близко.
– Пришли, – сказал батлер. – Дальше вы сами…
Капустин открыл рот, собираясь что-то сказать, но батлер еле заметно покачал головой. Капустин так же неуловимо кивнул и пошел к ограждению набережной.
Поднявшись по ступеням между обелиском и сфинксом, он обернулся к оставшемуся среди деревьев батлеру, поднес к лицу сложенные зеркальными шестерками пальцы обеих рук – и поглядел на батлера сквозь получившиеся очки. Батлер ответил тем же жестом, попятился и исчез в темноте.
Подул ветер. С каждой секундой он становился все сильнее. Убедившись, что вокруг никого нет, Капустин позволил ему подхватить себя – и вольно полетел над ночной Темзой. Когда он оказался над ее серединой, ветер резко рванул его вверх.
Река, быстро уменьшаясь, поплыла вниз, электрические огни огромного города за несколько мгновений ужались в яркую кляксу, клякса метнулась к горизонту и исчезла.
Прошло несколько томительных секунд, и вокруг сделалось светло. За розовыми утренними облаками сверкнула ослепительная полоса рассвета, потом ее накрыла тень огромного крыла – и Капустин открыл глаза.
Некоторое время он оглядывал свою небесную спальню, словно пытаясь понять, что это за место. Затем он увидел висящие на стене счеты с черепами, и его лицо прояснилось. Он осторожно снял с головы тяжелый парик из электрических дредов и встал с кровати.
В дверь тихонько постучали.
– Товарищ генерал! Как вы?
