Офицер замер, будто пытаясь что-то вспомнить.
– Да… мы бежали… – кивнул он, – всё верно, именно это я и желал услышать от вас… Выходит, это было не просто сновидение…
– Значит, вы не хотите зла пани Беате! – воскликнула я.
Мне можно было и не делиться своими мыслями, ведь увиденное во сне уже сказало об этом.
– Разумеется, я не желаю зла этой особе, – уверенно произнёс Михайлов, – и раньше не желал, даже в те годы, когда испытывал к ней отвращение… Но никак не могу понять причину её страха… Даже следуя за мною в эту ночь, она не верила мне…
Оказалось очень трудно подобрать слова. Неужто моя душа наблюдала за Михайловым?
– Да, я желаю её спасти! – произнёс он уверенно, – но не знаю как… вернее, во сне я понимаю, что надобно делать… а наяву беспомощен… верно одно, мне нужно понять до третей ночи, кто я на самом деле…
– Простите за бестактность, – робко произнесла я, – неужто вы испытали сердечную склонность?
– Не хотелось бы разочаровывать вас, – ответил Михайлов задумчиво, – но пока мною движет лишь чувство справедливости… кем бы ни была несчастная, она не должна сгинуть преждевременно по воле колдовства злодея…
– Неужто виною всему колдовство Зелимхана? – спросила я недоверчиво.
– Зелимхана? – офицер расхохотался. – Нет… нет…
Он махнул рукою.
– Но ведь Беата боялась его… – недоумевала я.
– И совершенно напрасно… этот человек мог на кого угодно нагнать страху… удивительно, что опытная ведьма поверила ему, никак наш «приятель» продал Шайтану душу…
Спешно простившись со мною, офицер, под шёпот водяного общества, отправился к дому Реброва. Не стоило труда догадаться, что Михайлов поведал мне о своих снах не случайно. Тем самым он пытается получить мою помощь, но, увы, у меня не оказалось никаких идей… Однако еще оставалось время подумать! Возможно, князь Долгоруков мне поможет.
Князь оказался лёгок на помине. Заметив моё волнение, он предложил мне прогуляться по аллее парка. Как только компании сплетников скрылись за зеленью, я задала волнующий меня вопрос.
– Осмелюсь предположить, что вам известно, что происходит с Михайловым? – сбивчиво пробормотала я, боясь взглянуть в глаза Долгорукову.
Он осторожно взял меня за руку, и обычным извиняющимся тоном произнёс.
– Вы можете затаить на меня обиду, но Михайлову предстоит самому разобраться в своей душе.
– Но от этого зависит судьба пани Беаты, она не должна умереть сейчас! – в моём голосе звучало отчаяние. – Её час еще не пришёл!
– Увы, многое мне тоже кажется несправедливым, но, чувствую, эта боль стала притупляться, – произнёс он задумчиво, – впрочем, вы понимаете…
Намёк о моих талантах и безразличии к людской гибели оказался прост, и князь поспешил извиниться. Впрочем, я не обижалась на его слова. Долгоруков оказался прав.
Поддавшись порыву чувств, он привлёк меня к себе, будто бы пытаясь защитить от жестоких мистических сил, игрушкой в руках которых я стала. К счастью, от любопытных глаз нас скрывали деревья. Мои губы почувствовали осторожный поцелуй…
– Я подумаю, как помочь нашему другу, – произнёс князь.
Мне не хотелось покидать его объятия.
– А кто тот таинственный друг, которого едва не скомпрометировал Зелимхан? – вдруг поинтересовалась я.
Долгоруков вновь промолчал в ответ.
В эти мгновения меня волновало не то, что Долгоруков мог убить Зелимхана, а то, что этим «другом» могла оказаться женщина.
Второй поцелуй, жаркий и уверенный, заставил меня позабыть обо всех волнениях.
Глава 8
С душой, открытой для добра
Из журнала Константина Вербина
– Дабы строить умозаключения нужно узнать, что стало причиной смерти пани Беаты, – рассуждал я.
Михайлов растеряно пожал плечами. Его лицо выражало удивление и… робость, да, таким я не видел своего приятеля со времен его юных лет, когда он слыл добрым малым.
– Игры с мистическими силами? – робко предположила Аликс.
Я покачал головой. Столько простая и очевидная версия, как обычно, оказалась ошибочной.
– Только вы можете дать ответ на этот вопрос, – обратился я к офицеру, – вам надобно получить этот ответ, даже если он окажется неприятным для вас… Иначе нам не понять, как спасти бедняжку…
Мой друг поморщился, будто, действительно, вспоминая нечто неприятное.
– Это невозможно! – вдруг воскликнул он. – Это противоречит моим нынешним стремлениям!
– Возможно, поначалу события покажутся вам нелогичными, – попытался я подбодрить Михайлова, но он только с раздражением махнул рукою.
Александра с испугом смотрела на него. Офицер почувствовал этот взгляд и сурово произнёс:
– Неужто и вы всё видели? – он сдерживался с трудом.
– Не могу понять, – пролепетала Аликс.
– Пожалуй, вам пока нечего мне сказать, – спешно произнёс я, опасаясь, что Михайлов начнёт донимать барышню ненужными вопросами.
– Да, вы правы, мне стоит многое обдумать, – ответил офицер, – прошу меня простить, мадемуазель, – извинился он перед Александрой.
Когда Михайлов покинул нас, я обратился к Аликс:
– Надеюсь, у тебя есть некоторые соображения?
– Мне вдруг вспомнился мой сон, о котором я позабыла с момента пробуждения, – ответила она, – возможно, мне рассказала её душа… Но, действительно, всё так противоречиво… Я не знаю, что сказать… Не знаю…
Барышня вздохнула, будто извиняясь за собственное бессилие.
– Ты хочешь сказать, что Михайлов убил Беату? – спросил я.
Александра с изумлением взглянула на меня.
– Вернее сказать, он убил её во сне, – уточнил я своё предположение.
– Да… ты прав, – удивлённо произнесла Аликс. – Но как ты догадался?
– Самое простое предположение, учитывая нежелание Михайлова даже думать об этом, и твои с ним разговоры о «противоречии намерениям», – пояснил я, не чувствуя особой мудрости в своей догадке.
Хотя ситуация, действительно, оказалась весьма противоречивой.
Михайлов поразил во сне душу панночки, но теперь желает её спасти… Зачем? И что послужило причиной убийства? Любому убийству нужен мотив. Офицер совершенно напрасно пытается не думать о своём мистическом преступлении, тем самым отдаляясь от ответа, как спасти Беату. Надеюсь, у Михайлова достаточно благоразумия, дабы понять столь очевидный факт.
Из журнала Александры Каховской
Вернувшись в свою комнату, я вновь почувствовала непреодолимую сонливость, с которой безуспешно попыталась бороться. Непреодолимое волнение давало понять, что меня вновь затянет в мир ночных кошмаров, которым невозможно сопротивляться.
