Как отрадно наблюдать, когда мрак ночи отступает, отдавая время новому дню… Вот оно краткое время между тьмой и светом… Серые сумерки, сквозь которые прорываются первые лучи…
Только в горах Кавказа можно столь явственно уловить эти мимолётные мгновения…
Моё одиночество было нарушено княгиней Седой, она была одна без сопровождения ужасающего вида охранников. Княгиня молча опустилась на камень рядом со мною, положив свой меч себе на колени.
Достав оружие из ножен, Седа долго всматривалась в холодное мерцание клинка.
Наконец, она заговорила.
– Мой муж не отомщен, – произнесла княгиня. – Клинок жаждет крови врага, который до сих пор жив…
– Мне не понятны твои слова, – извиняющимся тоном ответила я.
Седа продолжала:
– Зелимхан был рабом в чужих руках. Хозяин дал ему богатство и власть. Зелимхан убил Сулима по приказу хозяина… Даже когда Зелимхан умер, я продолжала чувствовать, что меч моего мужа готов к бою с врагом. Прогоняя эти мысли, убеждала себя, что всему виною моя злость, ведь не я покарала злодея…
Княгиня протянула мне свой меч. Её проницательные зеленоватые глаза пристально всматривались в моё лицо, пытаясь уловить малейшее проявление чувств.
– Меч твоего мужа, – повторила я, проведя рукою по клинку.
Перед внутренним взором пронеслось множество сражений. Холодная сталь несла смерть врагам хозяина. И я почувствовала, что клинок стал невидимой связующей нитью между миром живых и миром мёртвых – между Седой и Сулимом. Будто рука мертвеца направляет меч в плоть врагов. Именно благодаря ему княгиня неуязвима ином. Мертвец видит каждый шаг противника заранее, его не перехитрить и не утомить своей ловкостью…
– Твой меч в руках Сулима, – кратко ответила я, – его дух жаждет мести и готов к бою…
Мои слова, полагаю, не стали новостью для Седы. Она лишь печально улыбнулась и кивнула в ответ.
– Один человек сказал мне, что знает, кто велел убить моего мужа! – произнесла она, убирая меч в ножны. – Этот человек приехал недавно…
Мелькнула мысль о Грановском. Я не ошиблась. Княгиня назвала его имя.
– Он хитрый человек, тёмный человек, – продолжала она, – Грановский рассказал мне про то, что Сулим правит мечом в моих руках… Не знаю почему, но я поверила этим словам… Твои речи убедили меня, что тёмный человек не солгал…Он – слуга Шайтана…
Никогда бы не заподозрила Грановского в склонности к мистицизму. Напротив, он любил иногда посмеяться над мистическими трактовками некоторых событий.
– Что он хочет от тебя? – спросила я, понимая, что о бескорыстности речи быть не может.
Седа поморщилась и с трудом произнесла.
– Он хотел смерти Михайлова… Грановский однажды приезжал тайно в ваши края… Он сказал, что укажет мне убийцу Сулима, если мой меч сразит Михайлова… Он рассказал про то, что Зелимхан убил Сулима по приказу… Я была готова поразить любого ради мести, но почувствовала, что меч не причинит вреда невиновному… будто рука Сулима отказывалась убивать… В тот же вечер Михайлов был ранен, и Грановский больше не показывался мне… И вот он явился вновь…
Тонкие пальцы Седы сжали рукоять меча. На глаза навернулись слёзы.
– Он снова просил тебя убить Михайлова? – спросила я.
– Нет… теперь ему нужна помощь клинка Сулима для другого злодеяния… Я бы согласилась, но чувствую, что меч не намерен даваться в руки слуги Шатана.
Седа была права, такое оружие слушает единственного хозяина.
– Эти дела противны воле Аллаха… Только Аллах укажет мне, как отыскать убийцу! – воскликнула она.
– Да… да… ты права… – кивнула я, – на всё воля Бога…
– Злодею нужна ты, – вздохнула Седа, – будь осторожна, сестра…
Она положила руку мне на плечо. Затем, отведя взор, молча поднялась и направилась к своей лошади.
– Что ему надобно? – спросила я.
– Не знаю, – ответила княгиня, обернувшись, – мне не понятны игры слуг Шайтана… Будь осторожна, сестра, – вновь повторила она.
Когда Седа, оставила меня, я вынула свой меч из ножен и осторожно провела пальцем по холодному клинку. Никаких видений не промелькнуло перед глазами, будто кто-то намеренно скрывал от меня тайну моего оружия…
– Кто твой хозяин? – прошептала я. – Почему ты оказался в моих руках? Ты привлекал меня с детства…
В ответ сталь лишь блеснула в луче солнца, скользнувшего сквозь листья деревьев.
Из журнала Константина Вербина
Рассказ Аликс не на шутку обеспокоил меня и Ольгу.
– Неужто Грановский очередной безумец, готовый донимать Аликс? – возмущалась супруга. – Возможно, именно он зарезал горца и пытался убить Михайлова…
Я не спешил высказывать свои предположения. Чутьё сыщика говорило мне, что всё не так уж просто…
– Первым делом мне надобно увидеться с Грановским, – произнёс я, – посмотрим, что он скажет… Думаю, он догадался, что Седа рассказала Аликс о его намерениях…
Наш новый приятель оказался лёгок на помине.
Вальяжной походкой он прошествовал по комнате и, не дожидаясь приглашения, уселся в кресло напротив меня.
– Позвольте мне уйти, – взволновано произнесла Аликс, отведя взор от незваного гостя. – Мне дурно…
Она спешно поднялась с кресла, поморщившись, будто от боли.
– Нет-нет, умоляю вас остаться, – тон его был приторным, заискивающим, – обещаю больше не бросать на вас пристальные взгляды, вызывающие приступы мигрени…
Его речи сопровождались красноречивой жестикуляцией.
Улыбка и манеры гостя были так же слащавы как и его голос. Грановский выглядел моложаво, мог бы сойти за юношу, но глаза выдавали возраст. Ему было уже далеко за тридцать.
Александра, будто повинуясь незримому приказу, снова опустилась в кресло, её лицо разгладилось.
– Сделайте одолжение, – перебила его Ольга, – если вы заявились пугать мою сестру, то я, презрев все правила этикета, велю немедленно выставить вас за дверь!
Грановский виновато улыбнулся.
– Уверяю вас, я не преследую намерений оскорбить, испугать или причинить боль вашей дорогой сестре.
Он склонил голову подобно поклону.
Ольга снисходительно промолчала в ответ.
– Чем обязаны вашему визиту? – поинтересовался я.
– Вам известна часть истории из уст болтливой черкешенки, – гость сразу же перешёл к делу, – она рассказала о моих намерениях убить Михайлова…
Грановский говорил спокойно и бесстрастно, будто речь шла о прогулки по парку в ожидании «действия вод».
– Понимаю, Вербин, в вашей власти обвинить меня в покушении на Михайлова и убийстве черкесского юноши, – продолжал он, – Поспешу заметить, нож в спину Михайлову воткнул не я, а судьба горца меня вообще не интересовала…
