Юрий уже мысленно приготовился к тому, что ему придется задействовать поврежденную руку, но тут бочка наконец сдвинулась и отошла в сторону, открыв спрятанную под ней крышку люка.
Голова у него кружилась, к горлу опять подкатила тошнота, и хотелось немного постоять, отдышаться. Но Юрий не стал этого делать: там, внизу, можно было не только постоять, но и посидеть и даже полежать, нужно было только справиться со своей слабостью и пройти последний, совсем коротенький отрезок пути.
Он открыл люк и спустился вниз по отвесной железной лесенке, очутившись в небольшом помещении, облицованном сосновыми досками. Здесь была его потайная берлога, оборудованная кушеткой, столом, двумя стульями, шкафчиком с кое-какой одеждой, умывальником и даже телевизором. Заменявший антенну кусок медной проволоки был пропущен через вентиляционную трубу и выведен на крышу; это примитивное устройство позволяло Юрию с грехом пополам принимать целых четыре программы – так, по крайней мере, было, когда он включал телевизор в последний раз.
Неприкосновенный запас продуктов на полке не пострадал – кажется, даже мыши до сих пор не сумели отыскать дорогу в это подземелье. Есть Юрию не хотелось, он ограничился тем, что открыл и с удовольствием осушил бутылку минеральной воды. Сразу стало легче – по крайней мере, комом стоявшие в горле четыре таблетки анальгина провалились наконец в желудок и перестали досаждать Юрию. Он включил в сеть электрический камин, сел на кровать и без спешки выкурил сигарету, прислушиваясь к тому, как нехотя утихает боль в растревоженном плече. Камин загудел, от него почти сразу потянуло сухим нездоровым теплом; от этого монотонного гудения Юрия стало клонить в сон. Он с трудом открыл слипающиеся глаза, снял грязную, разорванную по шву куртку и выложил на стол пакет с ошейником, подумав при этом, что зря, наверное, носится с этим куском ремня как с писаной торбой. Память – она в голове или, если угодно, в сердце, а ошейник – это просто предмет, грозящий превратиться в фетиш.
Посередине комнаты стоял бетонированный колодец для отвода грунтовых вод, накрытый деревянной решеткой. Юрий присел, снял решетку, а потом лег на живот и, опустив руку в ледяную грязноватую воду, нащупал нишу в стенке. Там, в нише, лежала герметичная емкость, в которой хранилось оружие и документы на имя Иванова, а также ключ от джипа и деньги. Помнится, когда скандал вокруг бойцовского клуба окончательно улегся и от Юрия наконец отстали, вся эта детективная белиберда с подземными бункерами и тайниками стала казаться ему ненужной и глупой. Впрочем, к тому моменту оборудование убежища уже благополучно завершилось, и двойник Юрия, Иван Иванович Иванов, запертый в герметичной стеклянной емкости, лежал в бетонированной нише, скрытый от посторонних глаз полуметровой толщей мутной грунтовой воды.
«Вот и пригодился Иван Иваныч, – подумал Юрий, вытаскивая на свет покрытую скользким коричневым налетом емкость. – Иван Иваныч Иванов с утра ходит без штанов… Надевает штаны на ночь Иванов Иван Иваныч! Где я слышал эту чепуху? В каком-то фильме, что ли? Точно, в фильме! Был такой фильм – „Афоня“, с Куравлевым в главной роли. Очень он мне тогда не понравился, а дразнилка эта дурацкая почему-то запомнилась. Это когда они с Крамаровым по деревне на тракторе ехали…»
Как мог, одной рукой, он сполоснул емкость в колодце, смыл с нее скользкую дрянь и протер стекло насухо полой своей безнадежно загубленной куртки. Потом он ослабил зажимы, снял герметично прилегавшую крышку и вытряхнул содержимое емкости на стол. Завернутый в полиэтилен и плотно перемотанный скотчем пистолет глухо ударился о голую столешницу; пакет с патронами звякнул, как набитый золотыми монетами кошелек купца Калашникова. Юрий вспорол скотч, несколькими точными движениями разобрал пистолет и, взяв с полки кусок мягкой ветоши, принялся удалять лишнюю смазку с тускло поблескивающего вороненого железа. У него было предчувствие, что пистолет ему вот-вот понадобится; кроме того, чистка оружия всегда успокаивала его, помогала сосредоточиться.
Он уже заканчивал снаряжать обойму, когда наверху послышался гулкий металлический стук. Юрий прислушался. Стук повторился. Сомнений в природе этого звука просто не могло быть: кто-то, не жалея кулаков, барабанил в железную дверь гаража, просясь вовнутрь.
Филатов загнал в обойму последние два патрона, передернул затвор и засунул пистолет сзади за пояс брюк.
Все время, пока он выбирался наверх, стук в ворота не прекращался. Гость был настойчив и неутомим, он то барабанил просто так, безо всякой системы, то вдруг принимался стучать сериями, неумело имитируя морзянку. Ему пришло в голову, что это, наверное, сторож осилил принесенную им бутылку вина и явился за добавкой. А может, пить в одиночку показалось ему скучно, и он решил пригласить Юрия составить ему компанию? Как бы то ни было, но Юрий решил, что с введенной им же самим системой подачек пора кончать: толку от Кузьмича и его коллег в качестве охранников не было никакого, а досаждали они ему сильно. Для этих бойцов невидимого фронта получение мелких презентов от Ивана Ивановича Иванова стало привычным и даже обязательным. Попробуй только не сунуть им что-нибудь – обидятся насмерть, здороваться перестанут…
Он выключил наверху свет, отпер дверь и сразу же завел здоровую руку за спину, положив ладонь на рукоятку пистолета. Голова опять начинала трещать, нервы были на взводе, да и противник ему попался не из тех, с кем можно справиться между делом. Этот противник, черт бы его побрал, не привык сидеть в обороне, он все время наступал, заходил с флангов и с тыла, окружал, выслеживал, гнал и, похоже, имел намерение загнать Юрия Филатова насмерть. Поэтому, толкая носком ботинка прорезанную в гаражных воротах дверь, Юрий был готов, если понадобится, стрелять – прямо через порог, навскидку, в широкую ненавистную харю с тяжелой челюстью и жестким, по-военному коротким ежиком волос.
Нарисованный его воображением образ прожженного спецназовца, к счастью, нисколько не соответствовал действительности. Стоявший перед открывшейся дверью человек вид имел интеллигентный и несколько субтильный – словом, самый что ни на есть мирный. Более того, человек этот был Юрию хорошо знаком, и, увидев его, Филатов опешил: этому типу здесь было совершенно нечего делать.
– Здравствуйте, Иван Иванович! – с широкой торжествующей улыбкой провозгласил гость. – Насилу вас нашел! Это же надо, в какую даль вы забрались!
«Доволен, мерзавец, – подумал Юрий, убирая руку с пистолета. – Интересно, как он меня нашел?»
– Ты как меня нашел? – спросил он, загораживая собой дверь.
– Может быть, мы обсудим это внутри? – спросил гость.
– Вряд ли, – сказал Юрий. – Мы ничего не станем обсуждать. Сейчас я закрою дверь, и ты исчезнешь. Я что велел делать, а? Ты где должен быть?
– А ты не выступай, – огрызнулся Светлов. – Тоже мне, вождь и учитель! Указывать он мне будет, что делать и куда ехать! Ишь, раздулся весь от чувства собственной значимости, того и гляди лопнет! Какая муха тебя укусила? От кого ты прячешься? И, главное, от кого должен прятаться я?
– Уже ни от кого, – устало сказал Юрий и посторонился, давая Светлову войти. – Баран ты, Дима, и больше никто. Баран! Ты думаешь, я шутки с тобой шучу? Думаешь, выследил меня, и ты герой? Дурак ты после этого сопливый, понял? А если не понял, то поймешь в ближайшее время. Как только домой вернешься, так сразу и поймешь. Да ты туда и не вернешься. Ведь за тобой же, наверное, хвост длиной в километр.
