— Кто говорит? — похолодел Дима.
Разумеется, он скрывал от жены существование любовницы, но тайное обладало одним нехорошим свойством — рано или поздно оно становилось явным. Когда-то это должно было случиться и с ним.
— Не важно кто, важно что… Улица Фрунзе, дом шестьдесят три, так? Зовут Катя.
— Кого зовут Катя? Дом?
— Не придуривайся, тебе это не идет.
— Тебя подло обманули.
— Будь мужчиной, тебе это идет больше.
— Быть мужчиной — это согласиться с ложью?
— Быть мужчиной — это значит не быть свиньей!
Вика поднялась с барного стула, полоснула по мужу острым, режущим взглядом и вышла из столовой.
Красивая она. У Кати красота яркая, зажигательная, а у Вики — тихая, спокойная, глубокая, проникновенная. У Кати светлые волосы и голубые глаза, у Вики — темные волосы и карие глаза. Одной двадцать два года, другой — двадцать шесть…
Вика ушла, а Дима полез в кастрюлю, в которой под шерстяным фартуком томилась тушеная капуста с мясом. Больше на ужин ничего не было, но, возможно, Вика и это считала излишеством. В обиде она. В обиде, которая могла обернуться семейной катастрофой.
И Янины Сергеевны нет: возможно, Вика нарочно дала ей отгул, чтобы та не смогла поухаживать за мужем. Впрочем, Дима и сам способен себя обслужить. Он положил еду в тарелку, достал бутылку виски, плеснул немного в бокал, сел за барную стойку.
Катя устроила ему сцену, Вика ее поддержала. Сговорились они, что ли?.. Одна не хочет быть любовницей, другая не хочет быть обманутой женой… А как быть ему?
Он выпил, ковырнул в тарелке, закурил.
Вика не должна обижаться на него. Она знала, за кого выходила. Бабником он был страшным. Более того, Вика сама отбила его у своей подруги. Скандал у них с Ритой был, ругались страшно. Из-за него ругались, чуть не подрались. А он еще тогда посмеивался над ними. Может, потому и Вику всерьез не воспринимал. Пока встречался с ней, успел переспать с Галкой, Ленкой и Людкой. И это при том, что работы у него было невпроворот. Отец ему сахарный завод в Крюковском отписал, а там восемь лет назад такой бардак царил! Дима по колено в дерьме стоял, расчищая эти авгиевы конюшни, но при этом успевал и за птичками охотиться, и по гнездышкам их шариться. Даже к Рите пару раз домой заезжал, поклоны бил, грехи замаливал. И все так здорово было…
А потом он вдруг резко повзрослел. Двадцать семь лет, жениться пора, и невеста под рукой — далеко ходить не надо. Так и женился на Вике. Уж как она была этому рада! Знала, как он при ней кобелировал, но отказаться от замужества и в мыслях не было.
После свадьбы Дима почувствовал себя еще более взрослым. И с головой ушел в работу. Целых три года ни с кем, кроме жены, не был. А потом опять повело в сторону, появилась Даша. Но с ней он быстро завязал и больше ничего такого себе не позволял… Разве что с Инной. Разок. Другой… Целый год он держался, пытаясь быть верным семьянином, но потом появилась Катя. И он снова ослеп. Но голову не потерял. Не собирался он бросать жену и ребенка ради очередной красотки… А то, что дом и машину Кате купил, так в этом проявилось его серьезное отношение к жизни. Он больше не метался в поисках очередного развлечения. Зачем, когда к нему пришла стабильность? Жена и любовница — все, больше никого. Вика и Катя дополняли друг друга, были фундаментом, на котором он твердо стоял и смело смотрел в будущее.
И вдруг этот фундамент дал трещину. И на душе стало тоскливо. Дима утратил уверенность в своих силах. Но у него не возникло желания найти себе другую женщину, а вместе с ней и новую гавань. Ему нужны были обе: и Вика, и Катя. Он не хотел их терять…
Тридцать четыре года для мужчины — самый расцвет. А если мужчина еще и ухаживает за собой, поддерживает форму, то старым его никак не назовешь. Разве что только назло. Да и то не поверят… Дима следил за собой. Живот у него, может, уже и не плоский, но на второй подбородок нет даже намека. И чувствовал он себя молодым. Но любовницу это уже не устраивало.
Дима сидел в машине и, кусая губы, смотрел на Катю, которая брела по аллее вдоль главной городской площади с каким-то типом лет двадцати пяти. Он что-то увлеченно говорил ей, а она улыбалась. Походка неторопливая, расслабленная. Катя не пыталась вилять задом, как она это умела. Сейчас она была похожа на школьницу, которая прогуливала уроки в компании влюбленного в нее одноклассника. В приятной для нее компании. Она еще не втюрилась в своего сопляка, но уже думала о связи с ним…
Нет, не школьница — студентка. И гуляет с влюбленным в нее сокурсником. Ей домой надо ехать, пироги для своего мужчины печь, а у нее променад по городу. И машина где-то далеко… Ну да, она же отказалась и от дома, и от машины. Дима даже не пытался отобрать у нее подарки, но и она ими не пользуется. Все цену себе набивает. В компании с каким-то неудачником. Видно, что парень простой — как по содержанию, так и по форме. Дешевое полупальто, китайские джинсы, ботинки из кожзама. Черты лица грубые, простецкие… Волосы вихрастые, непослушные…
Ходит с непокрытой головой. А на улице мороз… Может, ему денег на шапку дать?
Дима коварно улыбнулся, вышел из машины, настиг Катю и перегородил ей дорогу.
— Гуляешь? — ехидно спросил он.
— Гуляю. — Она даже не пыталась оправдываться или язвить.
Зато его понесло.
— О кавалере своем не заботишься, — ухмыльнулся он, косо взглянув на парня. — Холодно, а он без шапки. Последние мозги застудит.
— Я не ношу шапку, — стараясь сохранять спокойствие, сказал парень. — И с мозгами у меня все в порядке.
— Да? Я тоже не летаю на частном самолете, — доставая бумажник, кивнул Дима. — Потому что у меня его пока нет. Но будет… И у тебя шапка будет.
Он достал две пятитысячные купюры, протянул парню:
— Магазин знаешь где, пойдешь и купишь.
— Убери, — все так же спокойно, но уже с угрожающими нотками в голосе сказал тот.
— Дима, не надо, — предостерегающе покачала головой Катя.
— Почему не надо? Человек хочет сделать добро…
— Не делай добра, — жестко отчеканил парень. — Не получишь зла.
— Что за упадничество?.. Бери, бери!..
Он попытался засунуть деньги парню в карман, но тот вдруг дернулся и ударил Диму локтем в челюсть. В голове что-то взорвалось, сознание кувыркнулось в воздухе и ухнуло в дымящуюся воронку. Там его и засыпало землей…
Когда пришел в себя, парня уже не было. Дима сидел на скамейке, а Катя держала его за руку.
— Где этот урод? — вскинулся он.
Но Катя вцепилась в его руку и удержала, потянув на себя.
— Ты сам виноват! Нельзя унижать людей!
— А он человек?
Катя выразительно посмотрела на него. Да, с ней был человек, и Дима его унизил. И глупо утверждать обратное… А она умела убеждать взглядом.
