Элли ужасно ее не хватало.
Она хорошо помнила похороны, главным образом из-за неожиданного появления отца.
«Уходи. Она бы не хотела, чтобы ты здесь находился», – сказала девушка отцу достаточно громко, чтобы услышали остальные.
«Я пришел попрощаться».
«Ты уже давно это сделал, вычеркнув нас из своей жизни».
«Ты понятия не имеешь, что я сделал».
«У тебя был только один шанс вырастить ребенка. Быть мужем и отцом. Ты его потерял. Уходи».
Элли помнила его лицо. Маска, скрывавшая все, что творилось у него внутри. В детстве ей всегда было интересно, о чем он думает.
Но не теперь. Какое это имеет значение?
Беккет снова натянула веревки.
На самом деле это имело огромное значение.
Глава 3
Бене Роу прислушивался к голосам своих собак, призовых английских гончих чистых кровей. Предков этих псов, перевезенных через Атлантику Колумбом, доставили с Ямайки на Кубу триста лет назад. В одной знаменитой истории рассказывалось, как во время сражения Фердинанда и Изабеллы с маврами за Гренаду огромные звери устроили кровавое пиршество из арабских детей, оставленных у дверей мечетей. Всего лишь за месяц до того, как ублюдок Колумб в первый раз добрался до Америки.
И все изменил.
– Собаки уже близко, – сказал Бене своим спутникам, двум верным лейтенантам. – Очень близко. Слышите лай? Он все громче. – И он улыбнулся, блеснув ослепительно-белыми зубами, на которые потратил кучу денег. – Dem like it when the end nears.
Он мешал английский с местным говором, понимая, что его люди лучше понимают смесь английского, африканских диалектов и языка араваков. Сам Роу предпочитал английский – привычка, оставшаяся со школьных времен. Да к тому же мать всегда следила за его речью, что его немного удивляло – ведь они оба любили старые обычаи.
Двое его людей, вооруженных ружьями, поднимались к тому месту, которое испанцы называли Sierras de Bastidas — горные крепости. Предки Бене, беглые рабы, прятались там от своих бывших хозяев. Они дали себе имена: катавуд, йенканкан и чанкофи. Говорят, испанцы прозвали беглецов cimarrons – неприрученными, дикими – или marrans, что на языке охотников означало «дикие кабаны». Хотя другие считали, что в основе этого слова лежит французское словечко marron — «беглый раб». Так или иначе, но англичане стали звать их маронами.
И имя прижилось.
Эти трудолюбивые люди построили города, названные в честь их основателей – Трелони, Аккомпонг, Скоттс-Холл, Мур и Чарльзтаун. Они жили с женщинами таино
[2]
, прокладывали тропы в непроходимых джунглях и воевали с пиратами, регулярно нападавшими на Ямайку.
Горы стали их домом, леса – союзниками.
– Я слышу Большую Нэнни, – сказал им Роу. – Это ее пронзительный визг. Она у них вожак.
Бене назвал собаку в честь Великой Нэнни, предводительницы маронов восемнадцатого века, которая стала их духовным и военным вождем. Сейчас ее портрет украшал ямайскую банкноту в 500 фунтов – впрочем, он был вымышленным. Никто не знал, как она выглядела на самом деле – остались лишь легенды.
Роу представил, что происходит в пятистах метрах от них. Четверка собак – равных мастиффу по массе, гончей по быстроте и бульдогу по мужеству, с рыжевато-коричневыми шкурами – выстроилась за Большой Нэнни. Она никогда не позволяла самцам выходить вперед, и псы ни разу не поставили под сомнение ее лидерство, как когда-то было с женщиной, в честь которой эта собака получила свое имя. Только один пес осмелился ослушаться ее, и она сломала ему шею своими могучими челюстями.
Бене остановился на краю гряды и оглядел далекие горы, заросшие лесом. Здесь доминировали махагуа, но попадались и розовые яблони, красное дерево, тик, панданус и густые заросли бамбука. Мужчина заметил фиговое дерево, выносливое и упрямое, и вспомнил, чему его учила мать: «Фиговые деревья господствуют над всеми. Они говорят тому, кто бросает им вызов: наше стремление править опирается на твое терпение».
Роу восхищался подобной силой.
На одном из склонов он заметил группу крестьян, которые, выстроившись в линию, работали кирками и мотыгами, сверкавшими на солнце. Бене представил себя здесь триста лет назад, одним из туземцев, ошибочно названных Колумбом индейцами и попавших в рабство к испанцам. Или через сотню лет после этого – в качестве африканца, ставшего владельцем плантации.
Это и были мароны – смесь местных таино и привезенных сюда африканцев.
Таких, как Роу.
– Пойдешь к ним? – спросил его старший помощник.
Бене знал, что его человек боится собак, но ненавидит торговцев наркотиками. Ямайка страдала под гнетом криминальных элементов. Дон находился в полукилометре от них, и за ним охотилась яростная стая гончих, не признающая авторитетов. Его вооруженные приспешники превратили Кингстон в зону военных действий, где в результате перестрелок погибло несколько невинных людей, попавших под перекрестный огонь. Последней каплей, переполнившей чашу терпения Роу, стала стрельба возле больницы и школы, когда пациентам пришлось прятаться под кроватями, а школьникам сдавать экзамены под свист пуль. Бене заманил дона на встречу – приглашения Бене Роу никто не мог позволить себе игнорировать – и привел его в горы.
– A wa yu a say? – спросил надменный дон на местном диалекте.
– Говори по-английски, – велел ему Роу.
– Ты стыдишься себя, Бене?
– Я стыжусь тебя.
– И что ты планируешь делать? Выследить меня?
– A no mi.
«Не я». Бене сознательно перешел на диалект, чтобы показать этому типу, что ему известно, откуда он родом. Он показал на псов, которые лаяли в клетках, стоявших в грузовике.
– Они тебя достанут, – предупредил он.
– И что ты сделаешь? Убьешь меня?
Преследователь наркоторговца покачал головой:
– Это сделают псы.
Он улыбнулся, вспомнив, как широко раскрылись у ублюдка глаза. Роу увидел в них, что страх ведом и тому, кто сам убивал без всякой на то причины.
– Ты перестал быть одним из нас! – прорычал дон. – Ты забыл, кто ты такой, Бене.
Роу шагнул вперед и остановился в нескольких дюймах от дона, одетого в открытую шелковую рубашку, сшитые на заказ брюки и дорогие кожаные туфли. Бандит думал, что так он будет производить впечатление, но большая часть того, что делал этот недоумок, не достигало цели. Он был худым, как сахарный тростник, с одним блестящим и одним стеклянным глазом и ртом, полным гнилых зубов.
