На лбу у нее выступили капельки пота.
Первый ее контакт с отцом за два года закончился.
Роча смотрел на нее, снова держа в руке нож, а Сумрак стоял возле камеры. Беккет видела свои ноги сквозь разрезы в брюках, но мужчины больше ее трогали.
– Может, продолжим? – спросил Роча, и в его голосе Элли уловила португальский акцент.
Она пристально на него посмотрела, изо всех сил стараясь прогнать страх.
– Пожалуй, нет, – добавил он и улыбнулся.
После этого он разрезал веревки на ее руках, а потом и на ногах. Элли села и сорвала клейкую ленту со рта, сказав себе, что должна соблюдать рядом с этими мужчинами осторожность.
– Неужели это было необходимо? – спросила она.
– Тебе понравилось? – поинтересовался Роча, явно гордясь собой.
Беккет сказала им, что они должны вести себя убедительно, и даже предложила использовать нож. Но она не говорила им резать одежду и лапать тело.
Хотя чего еще было ждать?
Эти люди были дикарями и авантюристами, а она предоставила им такую чудесную возможность.
Элли встала и сбросила веревки с запястий и щиколоток. Ей хотелось поскорее уйти отсюда.
– Вы сделали свое дело. Мы закончили, – объявила она.
Сумрак промолчал и не выказал ни малейшего интереса к происходящему. Он никогда его не выказывал. Казалось, этот человек делал только то, что ему приказывали.
Всем распоряжался Роча.
Во всяком случае, в отсутствие Захарии.
Интересно, что происходит во Флориде, в доме ее деда в Маунт-Дора? Меньше часа назад Захария позвонил им и сказал, что ее отец поехал туда из Орландо. Дорога занимала тридцать минут на восток по автомагистрали 4, Беккет сама ездила по ней множество раз.
Потом Захария позвонил еще раз.
У ее отца был пистолет, и он собирался покончить с собой. На мгновение девушка испытала тревогу. Как бы ни складывались их отношения, он оставался ее отцом. Но всякий раз, когда она начинала ему сочувствовать, это разбивало ей сердце.
Лучше оставить нерушимой возникшую между ними стену.
Элли потерла болевшие запястья, чувствуя, что находится на пределе.
Она перехватила взгляды мужчин, восхищенно изучавших ее обнажившиеся ноги.
– Почему бы тебе не остаться? – спросил Роча. – Мы могли бы закончить наше представление. Без камеры.
– Я так не думаю, – ответила девушка. – На сегодня с меня достаточно игр.
Глава 6
Том недоумевал.
– Зачем вам нужна эксгумация?
Видео закончилось, и экран потемнел.
– Мои помощники ждут звонка. Если они его не получат в течение ближайших нескольких минут, ваша дочь начнет страдать. Надеюсь, вам достаточно того, что вы увидели. – Саймон указал на пистолет. – Не хотите отдать его мне?
«Интересно, – подумал Том, – что произошло бы дальше, если бы я обратился в полицию?»
Наверное, повторились бы события восьмилетней давности, когда он так нуждался в ее помощи.
Полицейские ничего бы не сделали.
Он протянул пистолет Саймону.
Любопытно, как на человека действует поражение. В те далекие дни, когда Том рыскал по всему миру в поисках серьезного репортажа, он никогда бы не позволил себя запугать. Уверенность и смелость были его фирменным знаком.
Однако именно эти качества привели его к падению.
Он был близок к самоубийству – еще несколько мгновений, и он бы лежал на полу с простреленной головой. Но теперь он смотрел на аккуратного мужчину лет пятидесяти, чьи волосы посеребрила седина. У этого мужчины было лицо человека из Восточной Европы, высокие скулы, румяные щеки, густая борода и глубоко посаженные глаза. Саган хорошо знал такой взгляд. В той части света он часто его видел. Репортер должен уметь быстро оценивать людей. Их внешность, привычки, манеры…
Этот тип часто улыбался.
Но вовсе не из-за того, что ему было весело, а чтобы сделать свои доводы более весомыми.
Том обрадовался, что к нему возвращаются прежние навыки.
Он уже давно о них не вспоминал.
– Ваш отец умер три года назад, – сказал Саймон. – А до тех пор жил в этом доме. Вам известно, что он был важным человеком?
– Он был учителем музыки.
– И это незначительная профессия?
– Вы понимаете, что я имел в виду.
– Ваш отец преподавал почти всю свою взрослую жизнь. Однако ваш дед с материнской стороны был очень необычным человеком. Он занимался археологией и участвовал в исключительно важных раскопках в Палестине в начале двадцатого столетия. Я читал о нем.
Журналист тоже об этом читал. Марк Эден Кросс – в детстве Том называл его «Саки» – принимал участие в огромном количестве раскопок. Том вспомнил, как ребенком слушал его рассказы, но они не казались ему интересными. Археология совсем не походила на то, что из нее сотворили Джордж Лукас и Стивен Спилберг. На самом деле она напоминала журналистику, когда большая часть работы делается за письменным столом.
Саймон тем временем изучал гостиную, расхаживая между запыленной мебелью.
– Почему вы сохранили дом? – спросил он внезапно.
– А кто сказал, что я это сделал? – отозвался репортер.
Захария посмотрел на него.
– Перестаньте, мистер Саган. Вам не кажется, что пришло время быть искренним? Ваш отец оставил дом вам. Более того, это единственное ваше наследство. Все остальное получила ваша дочь. Впрочем, не слишком много. Что именно? Сто тысяч долларов, машина, немного акций и страховка.
– Я вижу, вы побывали в суде по делам наследования.
Саймон снова улыбнулся.
– По закону требовалось произвести опись. Вашу дочь назначили управляющей имуществом.
Зачем он напоминает ему об этом унижении? Тома специально исключили из завещания, и все юридические права и обязательства перешли к следующему поколению. Он пошел на похороны отца, но держался в стороне и вел себя совсем не так, как положено еврейскому сыну. Они с Элли совсем не общались.
– За пять недель до смерти ваш отец передал вам право собственности на этот дом, – продолжал Саймон. – До этого вы много лет с ним не разговаривали. Как вы думаете, почему он так поступил?
– Может быть, хотел, чтобы дом достался мне.
– Весьма сомнительное предположение.
«Интересно, сколько известно этому незнакомцу?» – подумал журналист.
– Ваш отец был правоверным иудеем. Он очень серьезно относился к вере и своему наследию, – продолжил Захария.
