— Я позвоню. — Дочка даже сделала над собой усилие и улыбнулась на прощание.
— Конечно! Ты не позвонишь, я позвоню!
Он посигналил ей вслед и поехал во двор дома, в котором несколько дней назад была убита Нина Егорова.
Глава 18
Камер на подъездах не было, Макаров об этом знал. Магазинов, где были бы эти камеры, тоже. Оставалась надежда на людей — любопытных, въедливых, дотошных, которым все было не так, все мешало, все раздражало. Такая публика по обыкновению часто приходила Макарову на помощь.
Три подъезда в доме Егоровой, три в доме напротив. И ни одного, ни одного очевидца. Никто ничего не видел. Вечер субботы, а народ будто ослеп!
— А что вы хотите? — возмутился молодой парень, поглощающий свой ужин прямо в прихожей со сковороды. — Суббота же! Народ отдыхает после трудовой недели. После пятницы!
— После пятницы? — не понял Макаров.
— А то. — Парень подцепил ложку с верхом макарон с мясом, отправил в рот, принялся энергично жевать, бубня с набитым ртом. — Некоторые в пятницу устают почище, чем за всю неделю.
И он протяжно вздохнул, и глаза его заволокло печалью. То ли переживал, что не так устал в пятницу, как остальные, то ли наоборот.
— И никто ничего не видел, — тоже вздохнул Макаров, но по другой причине.
— Слышь, майор, а ты в тридцать седьмой квартире был? — вдруг оживился парень.
— Был, — вспомнил он.
— И что? — Парень швырнул ложку в пустую почти сковороду, подозрительно сощурился. — Молчит?
— Сказали, что ничего не видели.
— Сказали? Не понял, почему сказали, а не сказала?
— Там пара семейная проживает с двумя детьми? — уточнил Макаров.
— Так теща на выходные к ним приезжает с детьми сидеть. Потому что молодежь, как правило, за город уматывает на пару дней. А бабка сидит с пацанами. Она… — и он неожиданно сжал руку в кулак, в которой до этого ложку держал, — это такая тварь, скажу я тебе, майор! Приезжает на субботу-воскресенье, а ухитряется на неделю вперед всем тут кровь свернуть.
— В смысле?
Дмитрий оживился.
Вот оно, вот! Если кто-то что-то и мог видеть, то эта женщина. Или подобные ей. Потому что мимо них не то что бродячий кот в подъезд, мышь туда не проскочит. Им потому что что? Правильно, им до всего есть дело.
— То ей моя собака на коврик перед дверью нассала, то еще что-нибудь. — Парень выругался. — А я что, дурак, да? Я для чего собаку полтора часа выгуливал, чтобы она потом ей порог метила? Такая тварь, майор! Ты ее потряси, потряси. Она точно тебе что-нибудь скажет.
И напоследок парень так удовлетворенно заулыбался, что Макаров тут же счел свои надежды преждевременными. Парень вполне мог просто мстить пожилой женщине, решив, что майор ее в отдел потащит.
— Мама? А при чем тут мама? — возмущенно вытаращилась молодая женщина из тридцать седьмой квартиры. — Что все вечно к ней цепляются?
— Совершенно не было в мыслях. — Он терпеливо улыбался. — Просто она может быть ценным свидетелем, вот и все.
— О, она может, — фыркнул из-за спины хозяйки ее муж, небрежно побритый, небрежно одетый, стремительно набирающий вес молодой еще в принципе мужик. — Мама может быть ценным свидетелем, ценным кадром, ценным гвоздем в любой заднице.
— Заткнись, придурок! — рявкнула на него супруга, и ее несимпатичное лицо пошло красными пятнами. Глянула на Макарова с ненавистью: — Что вам вообще от нее нужно?
— Мне вообще-то нужны ее координаты. Обо всем я сообщу ей лично.
— А вы ее не арестуете? — с надеждой выпалил зять и тут же получил пинок в колено.
— Я повторяю, мне она нужна как ценный свидетель, — настойчиво проговорил Макаров.
А про себя подумал: если, конечно, старая перечница не взяла в субботу вечером молоток в руки и не пустила его в ход.
«Старая перечница», которую Макаров нашел по адресу на бумажке в соседнем микрорайоне, оказалась на удивление приятной особой. Она остроумно шутила, угостила Макарова великолепным кофе и отказалась отвечать на его вопросы до тех пор, пока он не попробует ее фирменный кекс. Он попробовал, не пожалел, тут же запросил еще кофе и еще кекса.
Дама, которая назвалась Инной Степановной, раскраснелась от удовольствия. Принялась шутить с удвоенной силой, без конца поправляя аккуратную прическу. А потом вдруг сделалась серьезной, уселась напротив Макарова и произнесла:
— Знаете, я вот шучу, а всю меру ответственности, конечно же, понимаю!
— Это вы о чем?
Он не сразу уловил, потому что отвлекся на кекс, который просто таял во рту и исчезал на блюдце.
— Это я о показаниях, которые вы приехали с меня снимать. — Инна Степановна слегка побледнела. — Вдруг я что-то такое скажу и это сможет навредить хорошему человеку? Вдруг я видела не тех людей, не те машины. Обратила внимание совершенно не на то, на что следовало обратить. Назову вам кого-то, и вы станете трепать благородных людей.
— Поверьте мне, — Макаров клятвенно приложил обе руки к груди, — благородных людей точно трепать не станем. Нам просто нужна информация, хоть какая-то. Просто странно как-то, Инна Степановна, получается. Выходной день. Вечер выходного дня, точнее. Все дома, не на работе. И никто ничего не видел.
— Возможно, люди что-то и видели, но говорить не хотят. Сейчас ведь столько оборотней в погонах развелось, сами понимаете. — И ее пальчик игриво коснулся левого плеча Макарова. — Сейчас отмолчаться стало проще и полезнее, чем быть полезным. Не так ли?
Он промолчал.
— Многие просто могли не обратить внимания на кого-то, кто не хотел к себе внимания привлекать.
— И кто же это? — Он насторожился, ее тон сделался многообещающим.
— Некий мужчина, который поставил машину подальше от подъезда и предпочел пройти почти сотню метров пешком. И это при том, что места на стоянке были. Да и погода была, как говорится, нелетная. Вошел в подъезд, пробыл недолго. А вышел… Не вышел — выбежал! И с оглядкой, с оглядкой.
— Вы можете его описать?
Наконец-то! У него даже все тело заныло, когда он понял, что женщина что-то видела. Но она тут же его разочаровала.
— Знаете, нет. — Она недовольно поморщилась. — Я собаку выгуливала. И следила, чтобы она все свои дела сделала в отведенном для этого месте, а не на коврики соседей. Мерзавец!
Макаров даже не стал спрашивать, кто именно. Понятно, что тот парень со сковородкой.
— Человек был мужчиной, это точно. Не переодетая женщина, — резко сказала она снова. — Среднего роста. Крепкого телосложения, но не толстый, нет. Широкая куртка чуть выше колен, капюшон. Лица не видно. Орудие убийства у него из кармана не торчало.
