– Да, господин председатель. С этой целью я хотел бы вызвать для дачи свидетельских показаний мадемуазель Ольгу Зелингай.
– Прошу вас, – дал согласие председатель, приподнимая полукруглые очки на кончике носа.
Ольга, облаченная в жемчужно-серый приталенный костюм, с волосами, убранными в строгую прическу, зашла в зал под хор восхищенных шепотков. Ее можно было представить в образе русской шпионки, такой изысканной и холодной девушки Джеймса Бонда. Если бы она достала пистолет или совершила какой-нибудь немыслимый кульбит, никто из присутствующих даже не удивился бы. Напротив, все как будто ждали чего-то зрелищного с ее стороны.
Когда Ольга произнесла стандартные фразы клятвы, Зерки расположился перед ней, жесткий и решительный, и начал допрос.
– Мадемуазель Зелингай, вы можете подтвердить перед этим трибуналом, что в течение многих лет снимались в фильмах производства «East X-prod» в качестве порнографической актрисы?
– Да, – сдержанно сказала блондинка.
– В скольких фильмах вы… хм… сыграли?
Намеренная пауза Зерки вызвала волну оживления в аудитории.
– Примерно в трехстах, точно не знаю.
Смешки исподтишка сменились громкими восклицаниями «О!».
– Следовательно, можно абсолютно обоснованно предположить, что вы прекрасно представляете, как функционирует данная кинокомпания?
– Да, я хорошо это знаю, – ответила она с неподражаемым акцентом.
– Замечательно. Не могли бы вы рассказать нам в нескольких словах о том, каким образом вы попали во Францию и как были приняты в «East X-prod»?
Она на секунду опустила глаза, затем гордо подняла голову и заговорила:
– Я выросла в очень бедной семье. Восемь братьев и сестер. Мы жили в Щелково. Это бедный пригород в Подмосковье, на северо-востоке. В пятнадцати километрах от столицы. Три комнаты на всю семью.
– Кто нашел вас в России? Кто предложил приехать во Францию?
– Русский агент, Борис.
– Он уполномоченный представитель «East X-prod», это так?
– Да.
– Как был организован ваш приезд во Францию? У вас потребовали деньги на поездку?
– Да, двенадцать тысяч евро.
– Вы не располагали подобной суммой, не правда ли?
– Нет. Мне сказали: чтобы возместить эту сумму, я должна буду сняться во многих фильмах.
– И за такую цену вас снабдили французскими документами?
– Нет. Никаких документов. Ни у кого из девушек их нет.
– Вы хотите сказать, что все девушки, которых нашли, как и вас, в странах Восточной Европы, работают здесь нелегально в компании «East X-prod», чтобы возместить стоимость своего переезда?
– Это так.
– И удается ли им рассчитаться с долгом?
– Нет, нечасто…
Вслед за восхищением публики последовало изумление.
– Обратимся к фактам, господин адвокат, – снова отчитал его председатель. – Мы здесь находимся не для телерепортажа о подпольных организациях.
Н – как неожиданный поворот
Зерки подошел совсем близко к Ольге и обратился к ней голосом настолько тихим, что даже в первых двух рядах было сложно уловить его слова:
– Если их участия в подобных фильмах для взрослых было недостаточно, что должны были делать такие девушки, как вы, чтобы рассчитывать на покрытие долга?
– Спать с мужчинами.
– За деньги?
– Нет, бесплатно.
Гробовое молчание воцарилось в зале. Волнение и потрясение охватили присутствующих.
– Кто были эти мужчины? Как вы с ними встречались?
– Иногда на съемках или на кастингах… Два-три раза в неделю.
– Сейчас, Ольга, я собираюсь задать вам несколько крайне важных вопросов и ожидаю, что вы ответите мне не колеблясь только «да» или «нет». Хорошо?
– Хорошо.
Он повернулся к столу, где лежали горой многочисленные документы, и достал из верхней папки фотографию.
– Знаете ли вы лично этого человека? Вы его встречали?
– Да.
Зерки повернулся кругом, чтобы показать изображение всем присутствующим.
– Я уточняю для суда, что речь идет о недавно сделанном портрете Дэвида Барле, генерального директора группы Барле. Вы спали с этим мужчиной?
– Да.
– У вас было желание спать с ним? Или вы делали это, чтобы оплатить свой переезд?
– Нет… чтобы оплатить переезд.
– Вы видели его уже раньше, перед тем как спать с ним?
– Да. На съемках. Он присутствовал на них. Иногда брал наши фотографии.
– Хорошо, а он выполнял какую-то конкретную функцию на съемочной площадке? Он находился перед камерой или за ней?
– Нет, он платил съемочной группе.
– Наличными деньгами?
– Да, банкнотами. У него всегда было много денег при себе.
Рассерженный гул толпы поднялся на мгновение в зале, затем снова стих.
– Когда вы спали с ним, где это происходило?
– У него.
– Хорошо… Сейчас я покажу вам отрывок из видео и попрошу ответить, присутствуете ли вы лично на этой пленке.
Прежде чем председатель смог возмутиться по поводу возникновения этого непредусмотренного доказательства, он достал планшетный компьютер, на котором запустил порнографическое видео, которое я считала навсегда утраченным.
Ошеломленная, я резко повернулась к моим двум приспешникам, которые ответили мне плутоватыми заговорщицкими улыбками. Соня наклонилась к моему уху и прошептала:
– Позавчера Фрэнки вышел со мной на связь. Ты его знаешь, он работал программистом в Б‑ТВ. Фрэнки узнал, что сделал Фред, и почувствовал себя чертовски виноватым перед тобой.
– И что потом?
– Ты помнишь тот вечер, когда Зерки вызволил нас из отделения полиции, Фреда и меня?
– Конечно.
– Фред отправил видео Фрэнки эмэмэской как раз перед приходом Зерки. Очевидно, ничего при этом не сказав нам…
– И Фрэнки просто так отдал вам его, потому что почувствовал свою вину?
– Нет, не совсем, – призналась Соня, смущенно покашливая, – в обмен на обещание, что ты дашь свидетельские показания в его пользу на конфликтно-трудовой комиссии. Против Б‑ТВ.
Возможно, Фред и был его другом, но озлобленность Фрэнки против своего работодателя, который бесцеремонно выставил его на улицу, явно одержала верх.
– Что?! – закричала я.
– Знаю… Я немного поторопилась с обещанием. Но согласись, оно того стоило!
