– Итак, свершилось: отныне резиденция группы Барле находится в Сеуле.
Маршадо, который иногда прилагал усилия и поднимался на шестой этаж, когда провожал Соню на улицу Трезор, казалось, не верил в реальность этих слов.
– Но ведь Дэвид сохранил свою должность, разве нет? – спросила я, чтобы заглушить угрызения совести.
– На данный момент… Но первый же совет директоров, возглавляемый Мооном, вероятно, отправит его в отставку.
Дэвид не только не обогатится и не приобретет миллиарды, но еще и потеряет свою должность, ради которой он столько трудился и интриговал в молодости. После тридцати лет успеха маленький сирота из Динара потеряет все одним махом.
– Но есть кое-что похуже, – добавил Франсуа, который сдерживал свое ликование из уважения ко мне.
– Что может быть хуже, чем потерять предприятие отца?
– У тебя была возможность убедиться, что Дэвид жил на широкую ногу. Даже на слишком широкую, если хочешь знать мое мнение.
Конечно, Дэвид жил в неслыханной, вызывающей роскоши. Но я никогда не задумывалась о происхождении денежных средств, которые позволяли ему окружать себя столь комфортными условиями. Я всегда знала Дэвида богатым, и мне казалось естественным, что деньги у него текли рекой, не иссякая.
– Его персональные инвестиции не всегда были слишком разумны. Он погряз в долгах. Особняк Дюшенуа, например, закладывался по меньшей мере два или три раза, чтобы покрыть проценты, которые Дэвид был должен.
– Разве можно заложить недвижимость несколько раз? – удивилась Соня.
– Пока ты сидишь на солидной финансовой подушке и банки имеют доверие к тебе… Да, это возможно.
– Сейчас, когда акции Барле ничего не стоят, банки испугались, да? – размышляла я.
– Именно так. И все его кредиторы толкаются у дверей, чтобы вернуть свои деньги. Немедленно. И все одновременно.
– Сколько он должен в итоге?
– По-моему, долг исчисляется суммой в десятки миллионов, – угрюмо заявил Маршадо.
Говорят, в долг дают только богатым. И еще вчера Дэвид казался таким состоятельным, что ему одалживали, не беспокоясь о его платежеспособности. А сейчас его единственное отличие от сотен несчастных жертв нечистоплотных кредитных организаций – в размере задолженных сумм.
Тогда Франсуа развернул газету, пролистал ее со знающим видом, затем резко остановился на странице с объявлениями. Он указал обвиняющим перстом на объявление в газете:
– Гляди… Он вынужден продать все.
Коллекция ДЭВИДА БАРЛЕ
Старинная мебель, предметы декора и картины мастеров. Продажа с аукциона на торгах.
Друо Ришелье, зал 12. Вторник 3 августа 2010, 15 ч 30 мин.
Подробные описания и фотографии www.drouot.com
Публичная экспозиция: суббота 30 июля 2010 с 11 ч до 18 ч
понедельник 2 августа с 11 ч до 18 ч
– 30 июля… Это сегодня, – прошептала я.
Никто не отреагировал на мои слова. Пойти к Друо в такой ситуации было, без сомнения, худшей из идей.
– Черт, – посетовала Соня, – это судебная полиция заставляет его продавать все?
– Еще нет. Он торопится, и не без основания, надеясь избежать того, чтобы его вынудили к этому административным постановлением, иначе все имущество распродадут на торгах по бросовым ценам. А так Дэвид по меньшей мере может надеяться получить за все честную цену… Даже если это будет лишь каплей в море его долгов.
Я не хотела такого! И даже сердилась на Луи за то, что он использовал улики, которые я ему предоставила – типа русского видео, – для того, чтобы раздавить своего брата кончиком трости, словно насекомое.
– Короче говоря… Он разорен?
– Хуже, – резюмировал Франсуа, – с ним покончено. Два моих друга, владельцы журналов, сообщили, что Дэвид предложил им свои услуги в качестве «элитного хроникера». Стоит ли говорить тебе о том, что это только рассмешило их. Никто отныне больше не подаст ему руку. Ни в этой среде, ни в какой другой.
Провал Дэвида вовсе не произвел на нас такого же веселящего эффекта, как на владельцев прессы, и каждый хранил сокрушенное молчание. Даже Маршадо, который должен был бы радоваться этому, казалось, ощущал горький вкус своего возмездия.
– Но если Дэвид должен съехать из особняка Дюшенуа, – спросила я, – где он станет жить?
– Поскольку квартира на проспекте Мандель по-прежнему принадлежит управляющей компании недвижимости, владельцем которой является он и Луи…
Управляющая компания недвижимости Тур де Дам: я вспомнила об этой компании, тремя акционерами которой были Аврора, Дэвид и Луи.
– …он спросил своего брата, не возражает ли тот, если он там поселится… Пока никто еще не наложил лапу на эту часть его имущества.
– Значит, они все-таки встретились? – воскликнула я, будучи вне себя от удивления.
– Нет, насколько я знаю, переговоры вели их адвокаты.
Следовательно, Боффор и Зерки. Учитывая их взаимоотношения, я представляла, насколько напряженным должен был быть диалог между двумя коллегами в мантиях.
– И что же ответил Луи?
– Он еще не вынес своего решения.
– Откуда ты все это знаешь? – поинтересовалась Соня.
– Через «Медиаттак». Они попросили меня осветить эту тему.
Выслушивая подробности падения моего бывшего, меня охватило желание защитить его. Если я считала справедливым тот факт, что Дэвид заплатил за свои ошибки, я не могла принять того, что все ополчились против него. Я хотела, чтобы он был наказан, а не унижен.
Вот и я начала занимать ту же позицию, что и Аврора…
– Вы… Вы собираетесь осветить по просьбе «Медиаттака» наши открытия, касающиеся семьи Лебурде?
– Не знаю, – искренне ответил он, – я еще сомневаюсь.
– Не делайте этого… Я вас прошу, Франсуа: не рассказывайте им.
Они с Соней обменялись подозрительными взглядами.
– Почему я должен воздержаться от этого? – спросил Маршадо.
– Потому что если вы вынесете на всеобщий суд эту историю, Дэвид станет не единственной жертвой. Это коснется всех так или иначе: Луи, Авроры… и даже меня. Вы разрушите всю семью.
– Но не вас, – возразил он.
– Напротив… Для ваших коллег я стану двойником, копией той, кого братья передавали друг другу, словно мячик. Копией идиотской игрушки.
Моя подруга задумчиво согласилась с этим.
Пока слушание по обжалованию приговора по делу галереи Соважа не было назначено, на мои свидания с мужем был по-прежнему наложен запрет Зерки. Для меня это стало почти облегчением, настолько меня напрягало беспощадное поведение Луи по отношению к Дэвиду.
