– Миску купила? – деловито спросила Ксения.
– Забыла! – воскликнула я. – Надо опять в магазин нестись.
– Погоди, – остановила меня девушка. – У нас жила раньше собака, дворняга Дик, много лет, потом от старости умерла. Ирка убрала ее миску на антресоли. Мамахен никогда ничего не выбрасывает. В прихожей под потолком есть короб, до отказа забитый всякой дрянью. Я никогда не интересовалась, что там есть, впрочем, и так ясно – дерьмо всякое, по мне, так антресоли надо чистить раз в год. Если вещь не понадобилась тебе в течение двенадцати месяцев, она стопудово вообще не нужна, отнеси ее на помойку. Но у Ирки на сей счет иное мнение, она ваще ничего не вышвыривает.
Собака облизнулась и тихо застонала, она явно очень хотела есть.
– Слушай, можешь пошарить наверху, – попросила Ксюша, – у меня чего-то голова кружится.
Я взяла табуретку и полезла искать миску.
Какого только барахла не копят люди! Сначала я сбросила на пол узел с тряпьем, потом стопки газет, перевязанные местами сгнившим шпагатом, затем гору чем-то набитых сумок, в самом дальнем углу нашелся неожиданно приличного вида портфель. И – о радость, – большая пластиковая миска, сильно поцарапанная, но пес из нее прекрасно поест.
Я положила булику мясной паштет, вернулась в коридор и увидела, что Ксюша рассматривает кейс, который «тетя из Парижа» сбросила на пол.
– Прибамбас из дорогой крокодиловой кожи, – пробормотала девушка. – Откуда он у нас? Отлично сохранился, может, вытряхнуть содержимое и забрать портфель себе? Нынче в моде винтаж, даже Ритка Корали позавидует такому аксессуару! Ща гляну, че в нем.
Ксюша подняла крышку, я ощутила запах незнакомых духов, очень слабый, еле ощутимый, но въедливый.
Ксения села на пол, сделала вдох, потом вдруг прижала руки к груди и начала раскачиваться из стороны в сторону.
– Что с тобой? – удивилась я.
Она не отвечала, ее лицо вытянулось, глаза, не моргая, смотрели сквозь меня.
Я испугалась.
– Ксю, тебе плохо?
– А-а-а-а, – протяжно пропела Королева.
Я кинулась на кухню, налила в чашку холодной воды и выплеснула ее в лицо Ксюше. Она моргнула.
– Где они? А я? Где?
– Ксюшенька, что случилось? – запаниковала я.
Она провела ладонью по щеке.
– Запах. Я открыла портфель, оттуда аромат прямо в нос… почему-то такой родной, знаю его давным-давно… И вдруг… сначала темно… потом я стою в саду… рядом полная дама с высоко взбитыми волосами, цветут какие-то кусты… Внезапно появился звук: «Мармеладовна!» – закричал детский голосок. «Солнышко», – пробасила дама и, присев, раскинула руки. В ту же секунду она стала быстро приближаться и увеличиваться в размерах. У меня резко заболела голова, и я оцепенела. Лицо незнакомки нависло сверху, оно показалось мне любимым. Я ощутила запах духов, тех самых из портфеля, и почувствовала, как теплые руки женщины обнимают девочку. Приласкали ребенка, а прикосновение ощутила я.
– Мармеладовна, я разбила твою чашку! – сказал тонкий голосок.
– Проказница, – без злости отозвалась тетка, – зачем в буфет лазила?
– За конфетами, – честно призналась малышка.
– Баловница! – прогудела дама со странным именем Мармеладовна.
– Дедуля велел тебе не говорить!
– Да ну?
– Сегодня, – уточняет девочка, – в день рождения, но я не могу! Мармеладовна, прости! Хочешь, возьми мишку!
Маленькие руки протягивают женщине замызганного плюшевого уродца.
– Солнышко, – умиляется Мармеладовна, – оставь Макара себе, главное, что ты сказала правду! Очень хорошо, наша семья…
У меня голова нещадно заболела, и тут по лицу потекла вода. Да что со мной такое? Наяву увидела продолжение того, что приснилось ночью? Может, я заболеваю? До сих пор ни разу не испытывала ничего подобного. И череп просто раскалывается!
Пару мгновений Ксюша провела стиснув руками виски, затем стала рыться в портфеле.
– Смотри, – прошептала она, вынимая пузырек, – флакон почти полон, вот откуда запах! Я хорошо его знаю… Откуда? Что это за парфюм?
– Нина Риччи, – пояснила я, – L’Air du Temps, в переводе «Воздух времени». Ни упаковка, ни сам аромат не менялись с тысяча девятьсот сорок восьмого года. Мне тоже запах показался знакомым, но я не поняла, что это культовое творение Риччи.
Ксюша втянула носом воздух.
– Наслаждение!
Она опять полезла в портфель, достала дорогое детское платьице из кружева цвета кофе с молоком, потом ее пальцы наткнулись на что-то, завернутое в старое посудное полотенце. Ксю осторожно развернула тряпку. Блюдце! Белое, с ярко-синими васильками!
– Никогда не видела в нашем доме такой посуды. Раз есть блюдце, то была и чашка! Чашка из моего сна! – испугалась девушка.
Ксюша вскочила и бросилась в туалет, судя по звукам оттуда, ее вывернуло наизнанку.
Минут через пять Ксю выползла в коридор, схватила портфель, отнесла его в спальню и села на диванчик Леры.
– Что происходит? Наверное, у меня начался грипп, – пробормотала она. – Вообще-то я не жалуюсь на здоровье, у меня никогда не болит голова, а тошнило всего один раз после вечеринки по случаю окончания первого курса. Но тогда взбунтовавшийся желудок не вызвал удивления. Любого бы стошнило от «коктейля» из вермута, шампанского, пива, водки, ликера «Какао». Но почему сегодня меня мутит? И вчера мне голову словно ремнем стягивало, внутри черепа будто стучали железные молотки, и тошнило. Что со мной?
– Не знаю, – растерялась я, – надо к врачу сходить, к невропатологу.
– Я не сумасшедшая! – возмутилась Ксения. – Смотри! Блюдце! А во сне я видела чашку к нему. Откуда у нас этот портфельчик? Ты его откуда вытащила? Где он лежал на антресолях?
– В самой глубине, – пояснила я, – это была последняя вещь, за ней валялась миска.
– Это тазик, – протянула Ксю, – ему миллион лет. Вроде помню его… но давным-давно не видела. Я тебе уже говорила, никто в доме не перетряхивает антресоли. Ирка просто утрамбовывает под потолком новую порцию дерьма. Кейсик, наверное, лежит там с момента, как папахен квартиру получил.
– Эй, Ксюха! – заорал из прихожей Петр.
Мы обе вышли в прихожую, у вешалки стоял, как всегда, пьяный глава семьи.
– Этта че ваще? – возмутился он, показывая пальцем на сброшенные с антресолей вещи, – бардак ваще откуда?! Ксюха! Ты почему не в институте?
– Нашелся Макаренко! Учить он меня будет! А ты почему не на работе? – отбила мяч дочь.
– Не смей грубить старшим, – заорал Петр, – дочь обязана уважать родителей!
– Справедливое замечание по поводу обязанностей дочери. Только почему никто не говорит о том, какими должны быть предки? – фыркнула Ксюша.
