* * *
Ничего из его человеческой жизни или вампирского существования не подготовило его к жизни с валькирией.
Мист обладала безграничной энергией, была очень сильной и источала почти сверхъестественную чувственность, заставлявшую его кровь закипать. Каждую ночь он перемещал ее в разные места, чтобы заниматься с ней любовью снова и снова. Он овладевал ею у подножия пирамиды, смотрел с благоговением, как она скакала на нем на освещенном лунным светом пляже Греции, ласкал ее плоть под мамонтовым деревом, пока она не начинала молить о пощаде…
И в эти ночи, когда он и Мист, наконец, утоляли свою жажду, то говорили часами, и Рос узнавал больше о ней и о ее виде. Много лет назад, еще в Облаке, Рос подарил Мист крест, которым она так восхищалась, но когда в свете газовой горелки, зажженной в их комнате, засверкали драгоценные камни, она словно впала в транс. Наконец, он прикрыл их, и как только она пришла в себя, то призналась ему.
— Мы все унаследовали жадность Фрейи. Блестящие вещи, украшения и драгоценные камни… Мы не можем оторвать от них взгляда, если в многолетних тренировках не научились перебарывать себя, а внезапное сверкание порой просто неотразимо.
Рос выругался про себя, проклиная эту ее уязвимость. А ведь он считал, что Валькирии были почти совершенными созданиями, — у них отсутствовала потребность в еде, бессмертные, а с годами становятся только сильнее, — но он также узнал, что они были одним из нескольких видов Ллора, что могли умереть от горя. И если одна была слаба, остальные тоже страдали, так как они все были связаны «общей» силой.
К несчастью, он не мог всё время находиться рядом, чтобы защищать ее. И хотя он старался использовать цепочку как можно реже, но однажды, когда она спала, он прошептал ей, что у нее больше нет подобных слабостей.
Рос бы с удовольствием слушал только о ней, но она проявляла удивительное любопытство в отношении его прошлого. Он понял, что рассказывает ей такое, чего не открывал никогда и никому, и, как ни странно, с Мист чувствовал своего рода облегчение, делясь с ней.
Он рассказал ей о той боли, которую испытали он и Мёрдок, однажды вернувшись домой и обнаружив, что их шестеро братьев и сестер вместе с отцом умирают от чумы. Глаза Мист наполнились слезами, когда он поведал о душераздирающем решении заставить их всех выпить, и о наступившем потом полном агонии ожидании, когда они не знали, возродиться ли их семья, хоть кто-то из них. В конце, они потеряли их отца и сестер, но обрели двух братьев.
Ночь, когда он сам «умер», казалось, приводила ее в восхищение. Она неоднократно просила Роса рассказать ей истории о том, как он предъявил требования Кристофу. Его Невеста не переставала повторять, как она гордилась им. Эти замечания заставляли его испытывать сильную неловкость. За эти дни произошло мало такого, чем Рос мог бы гордиться. Он избегал Кристофа, а когда они все же встречались, говорил как можно меньше. Он силой заставлял свою Невесту оставаться с ним, и подозревал, что если, по истечении этих двух недель, она захочет уйти от него, он в мгновение ока нарушит данную ей клятву.
Он ловил любой намек, который мог помочь ему понять, что она чувствовала, и каким может быть ее решение. Иногда он был настроен оптимистично. Порой, когда они шутливо сражались в игре, основанной на военной стратегии, она, казалось, наслаждалась каждой минутой, — как и тем фактом, что он всегда выигрывал у нее. Она пояснила ему, что не была стратегом, а всегда лишь «задирой на передовой», но ценила его талант. Однажды Мист подошла к нему, села сверху, широко расставив ноги, и положила его руки себе на груди. Скользнув по его члену, она прошептала ему на ухо — Мой мудрый военачальник. Ты так хорош, что у меня пальцы загибаются на ногах. — Его тело охватила такая сильная дрожь, что ему пришлось бороться с собой, чтобы тут же не кончить.
На самом деле, казалось, она радовалась любому напоминанию, что он сражался и участвовал в войнах. Она восхищалась его мечом. Не раз ее глаза округлялись от одного только значительного веса оружия, и, глядя потом на Роса, ее глаза прищуривались и становились серебряными от желания. А стоило ее глазам засверкать серебром, как он становился твердым, как железо.
И в их последнюю совместную ночь, когда они уставшие, лежали в постели, он, наконец, спросил ее.
— Что тебя привлекает во мне? — Что могло выдержать сравнение с полубогом, который умел умопомрачительно целоваться.
Не колеблясь, она ответила. — Твои шрамы.
Он в удивлении свел брови. — Что? Почему?
— Они — это свидетельство той боли, которую ты вынес. А пережитая боль рождает силу, — она провела рукой вниз по его животу. — Это тот шрам, что убил тебя?
— Да.
— Тогда именно этим шрамом я восхищаюсь больше всего, — она очень нежно коснулась его губами. — Так как он привел тебя ко мне.
Но его удовольствие никогда не было полным. Рос никогда не был влюблен, даже сомневался, что когда-либо спал дважды с одной и той же женщиной, но, тем не менее, сейчас он жаждал всего от этой бессмертной язычницы, был болен желанием к ней. Он хотел обнажить ее душу и заставить отдать всю себя, всё, чем она была еще в самом начале, пока время не испортило ее.
Сны Роса напоминали ему о ее прошлом, не давая окончательно и бесповоротно влюбиться в нее. Хотя, к счастью, он никогда не видел, как Мист занималась любовью с другим, и откуда-то знал, что никогда не увидит. Но при одной только мысли о любовниках, которых она принимала в свое тело, он сходил с ума. Рос доводил себя до безумия, думая, хорош ли он по сравнению с ними. Каждый раз, когда она проделывала с ним что-то порочное, он смотрел в потолок в агонии удовольствия, размышляя в шоке о том, где она могла научиться всему этому.
Сколько их у нее было? Ведь ей было две тысячи лет. Один любовник в год? Два в год? Или один возлюбленный в месяц…
И как он мог сравниться с Богами? Она была настолько страстным и прекрасным созданием, что было ясно, что она создана для любви только с богами.
Сны не давали ему поверить и окунуться в ту жизнь, которую они могли бы разделить, — ту самую жизнь, которую он так отчаянно жаждал, что почти мог почувствовать ее.
Он боялся спать, а если все же пытался отдохнуть, то не получал никакой подпитки от сна, с каждым днем становясь все слабее. Хотя ее кровь и увеличила его мышечную массу, сделав физически даже сильнее, чем он мог себе вообразить. Каждый закат он относился к ней холодно, поэтому однажды она спросила его о его снах. Но он солгал.
Мист принимала его заверения, улыбаясь ему со своего места у окна. Ее улыбка могла поставить целую армию на колени. И, вероятно, делала такое не раз.
Как он мог подумать, что он был ей парой?
* * *
Прости — подумала Мист, посмотрев на Роса, и став раскачиваться на нем. Но она уж слишком наслаждалась своим вампиром.
Его глаза горели лютым пламенем, а его роскошно вылепленные мускулы, могли сейчас выдержать даже ее когти, когда она наклонилась, чтобы поднести груди к его рту. Он всосал и застонал вокруг одного соска, чувствуя приближение собственного оргазма, и когда Мист кончила, он жарко выстрелил внутри нее. После, она безвольно упала на него. Валькирия обожала, когда Рос заключал ее в объятия, прижимая к своей груди, пока по его телу еще несколько мгновений спустя пробегала дрожь.
