– Спасибо. Спасибо. Я думала… я боялась, что они меня убьют.
Я кидаю ей ключ и говорю:
– Освободи себе ноги.
– Да, да. Спасибо. – Она нагибается к своим лодыжкам, но тут же спрашивает: – Ты не снимешь с меня наручники?
– Снимай цепь. Мы уходим.
Пока она возится с замком, я вспоминаю кое-что еще. Надо проверить тела на татуировки. Мы в Альянсе впервые обратили на них внимание несколько месяцев назад, как раз перед ББ. Похоже, ими метят тех Охотников, которые могут становиться невидимыми с помощью ненормальной магии Уолленда. И точно – у каждой из убитых мной Охотниц находится такая татуировка. Маленький черный кружок на груди, как раз над сердцем.
Когда я возвращаюсь к пленнице, она уже стоит и топает, разминая ноги. Я освобождаю ей руки. Запястья у нее стерты в кровь. На ней тоненький джемперок, под которым, кажется, совсем ничего нет. Замерзла, наверное.
– Спасибо, – снова повторяет она.
– У тебя тоже татуировка, как у нее? – спрашиваю я, тыча пальцем в ближайшую Охотницу.
– Нет.
Я смотрю на нее.
– Что? Ты мне не веришь?
Я жду.
Она тихо матерится, но все же задирает свой джемперок до самой шеи.
Тело у нее худое и мускулистое, кожа бледная. Татуировки и в самом деле нет.
– Я не с ними. Я хотела вступить в Альянс, – говорит она, опуская джемпер.
– Нам пора. Одевайся. – Я киваю на свитер и куртку на земле. – Согреешься.
Она делает, что я велю. Куртка болтается на ней как на вешалке.
Я достаю из рюкзака новые наручники и снова надеваю их на нее, но на этот раз завожу руки ей за спину. Пальцы у нее ледяные.
Она сначала молчит, потом поворачивается ко мне лицом и говорит тихо-тихо:
– Зачем ты это делаешь? Я же на твоей стороне. Это у них я была пленницей.
– Так говоришь ты.
Она отшатывается от меня и говорит:
– Ну, хорошо, допустим, ты не знаешь, кто я. Но посмотри на меня. Какой вред я могу тебе причинить?
– Так говоришь ты.
Интересно, что у нее за дар? Немного подумав, я подхватываю с земли веревку, кляп, мешок и запихиваю все это вместе в карман ее куртки.
– Зачем они тебе? – спрашивает она, в ее голосе слышна паника.
Напоследок я снова обыскиваю лагерь. Уже светает, но даже при свете я не нахожу ничего нового. Взвалив на спину рюкзак, я возвращаюсь к девчонке.
– Ладно, – говорю я. – Пошли.
– Куда мы идем?
– Туда, – говорю я и толкаю ее вперед. Сначала она чуть не падает, но потом начинает покорно шагать впереди.
– Быстрее, – говорю я ей.
И она прибавляет шагу. Ее тело напряжено, и я вижу, что связанные за спиной руки мешают ей сохранять равновесие. Что ж, ничего не поделаешь.
Через полчаса она снова замедляет ход, и мне приходится подталкивать ее в спину. Она говорит:
– Ты ведь из Альянса, верно? Ты же туда меня ведешь? Я пыталась сбежать к ним, но Охотники меня выследили.
– И сделают это снова, если будешь ползти как черепаха.
– Может, ты лучше развяжешь мне руки?
– А может, я лучше заткну тебе рот?
Она умолкает и снова прибавляет шагу.
Где-то через час она опять сникает, и, сколько я ни злюсь, ни матерюсь и ни пихаю ее в спину, ясно, что она свое отработала. Приходится делать остановку. Я даю ей воды и скармливаю шоколадку, которую она кусает так жадно, что я чуть не остаюсь без пальца.
С полным ртом шоколада она жалуется мне:
– Они меня почти не кормили!
Я даю ей немного отдохнуть, потом говорю:
– Вставай. Надо идти.
– Я, кажется, не смогу.
Я понимаю, что тут главное подобрать правильную мотивацию, и меняю тактику.
– Я ухожу. Возвращаюсь на базу Альянса. Ты можешь пойти со мной, но только с моей скоростью, или оставаться здесь, где тебя скоро подберут Охотники. – И я поворачиваюсь к ней спиной и начинаю шагать прочь.
Разумеется, скоро она уже бежит за мной, спотыкается, но не отстает. Я уже приноровился к ее шагу и бегу не слишком быстро, но делаю круг, чтобы проверить, не оставляет ли она каких-нибудь особых следов или знаков. Но нет, ничего такого я не нахожу.
Несколько часов спустя она снова начинает отставать. Через пару минут я совсем теряю ее из виду. Останавливаюсь и жду, но она не появляется.
Черт!
Вернуться, что ли?
Я возвращаюсь.
Она недалеко, стоит на земле на коленях. Когда я приближаюсь, она поднимает на меня глаза, по ее щекам текут слезы, она шепчет:
– Я так устала.
– Плохо. Нам надо бежать.
Она пытается встать, но у нее подгибаются колени, а со связанными за спиной руками она не может балансировать.
Черт!
Я подхожу к ней и рывком ставлю ее на ноги. Она легкая, как перышко.
– Впереди небольшой ручей. Наберем там воды и отдохнем. – Я освобождаю ей руки и добавляю: – Только попробуй… Любой неверный шаг, любая проблема, любой… короче, что угодно, и я сразу перережу тебе глотку.
Он часто кивает и говорит:
– Спасибо.
Честно говоря, я понятия не имею, далеко ли до ближайшего ручья. Помню, что пересек два на пути туда, а вдоль русла одного из них даже бежал какое-то время. Так что мы продолжаем двигаться дальше, медленно, правда, но ничего, раз девчонка встала, значит, будет бежать, никуда не денется.
Наконец мы видим ручей. Вода в нем течет медленно, зато она чистая. Я наполняю канистру и наблюдаю за тем, как жадно пьет девчонка. Потом нахожу в рюкзаке еще одну шоколадку и отдаю ей.
Она ест медленнее, чем в прошлый раз. Покончив с едой, она говорит:
– Я Донна.
– Привет, Донна. Я Фредди.
Она слегка улыбается. Похоже, она понимает, что я никакой не Фредди, но вот знает ли она, кто я такой на самом деле?
Я встаю на ноги и говорю:
– Пора двигаться дальше, Донна.
– Я думала, мы здесь заночуем.
– До темноты еще пара часов. Так что давай, шевели ногами.
Когда уже совсем темнеет, я говорю Донне:
– Вот хорошее место для ночлега. Здесь и остановимся.
Она ничего не отвечает, только складывается пополам и опускается на землю. Мы много прошли с ней сегодня, но это еще пустяки в сравнении с тем расстоянием, которое могут покрыть за день Охотники. Донна неплохо бегает, только уж больно худая и слабая на вид.
