– Внимание, товарищи офицеры! Сейчас я оглашу списки, кто направляется в первую мотострелковую бригаду, а кто – в бригаду спецназа. Этих соединений как таковых еще нет. Вот вы и станете основой формируемых бригад.
Полковник зачитал списки. Левченко, Логинов, Гончаров, Налимов, Марин, Кожичук и многие другие офицеры-самаркандцы были причислены к первой мотострелковой бригаде. Все они попали в третий мотострелковый батальон. На должности названные лейтенанты назначались произвольно. Так Алексей Гончаров сразу получил должность начальника штаба батальона, Владимир Налимов – заместителя комбата по воспитательной работе, Влад Марин – командира первой роты. Михаил Левченко, Сергей Суворов и Сергей Логинов были назначены командирами взводов.
Вот так навскидку производилось формирование соединения. В Министерстве обороны Таджикистана особо не напрягались, составляя штаты. На должности ставились первые попавшиеся офицеры из общего списка выпускников. Полковник представил и командира третьего мотострелкового батальона капитана Карима Маджитова.
– Теперь мы одно подразделение, как говорится, единая команда. Служить и воевать будем вместе, – заявил тот.
Марин спросил:
– С кем воевать?
– Как с кем? С исламистами, талибами, повстанцами, которые хотят вернуть страну в средневе-ковье.
– Я имел в виду, где наш личный состав? Списки есть, а людей нет.
– Понял. Личный состав недалеко, здесь же, в другом актовом зале министерства. В республике проведена мобилизация. Ведь наше правительство не имело своей армии и только сейчас начало создавать ее.
Логинов спросил:
– Это что, нам партизан дадут?
Под «партизанами» подразумевались лица, призванные в армию на определенное время из запаса.
– Да, партизан, – ответил комбат, отчего-то весело улыбаясь. – Идемте принимать личный состав. Особо не удивляйтесь, людей с гражданки призвали. Кто-то когда-то служил в пехоте, кто-то в артиллерии, кто-то в стройбате. Солдаты из них, конечно, никакие, но других не будет. Позже, когда министерство наладит нормальный призыв, начнет поступать молодежь. Один Всевышний знает, лучше это будет или хуже. Но к делу. Сейчас проходим в зал, каждый командир взвода собирает своих подчиненных и рассаживает их отдельно. Потом я обозначу порядок дальнейших действий.
Алексей Гончаров на правах первого заместителя командира батальона, коим являлся начальник штаба, задал вопрос комбату:
– А вы, товарищ капитан, если не секрет, кем раньше служили?
– Я танкист, – охотно ответил Маджитов. – Был командиром взвода, сейчас назначен комбатом.
– Понятно.
– Прошу, товарищи офицеры, следовать за мной.
Когда Левченко увидел свой личный состав, он растерялся. Среди солдат были мужчины гораздо старше не только взводного, но и комбата. Сразу выделялся один таджик, которому на вид можно было дать лет шестьдесят пять.
Левченко обратился к нему:
– Вы рядовой Ахтам Эргашев?
– Так точно.
– Когда и кем вы служили в армии?
– Э-э, командир, давно это было. А служил я в Германии, в мотострелковом полку, хлеборезом. – Эргашев довольно улыбнулся, словно служба в столовой хлеборезом являлась особенной, привилегированной.
Хотя в реальности так оно и было.
– Значит, в хозвзводе?
– Так точно.
– А из автомата-то стрелять приходилось?
– Один-два раза, на проверке.
– Понятно. А сколько вам сейчас лет?
– Пятьдесят четыре, через месяц пятьдесят пять будет. Я на дембель пойду. В военкомате сказали, два месяца отслужишь, и домой, к семье. У меня четыре сына, две дочери, шесть внуков.
– Большая семья.
– Большая. Вот только, как независимость объявили, жить бедно стали, война началась. Вой-на – плохо. Бедно жить – совсем плохо. Сыновьям дома строить надо. У меня еще один сын не женился и одна дочь не замужем. А где деньги взять? Раньше, в Союзе, хорошо было. Все было. Работа, земля, отара овец. Арбуз, дыня, виноград, все было. Продавай, получай деньги. Дом строй, свадьбу играй. А сейчас? По секрету скажу, командир, другим не говори, старший сын у меня в горах у боевиков, семью бросил, детей оставил и ушел. Где сейчас, не знаю. Никто не знает. Может, жив, может, нет. А его жене и детям кто помогать будет? – Таджик вздохнул. – Я поддержу. Иначе совсем плохо будет.
Левченко покачал головой и спросил:
– И много у вас таких семей, где отец за «красных», а сын за «белых»?
– Э-э, какой красный? Какой белый? Таких нет. Есть мирный, есть с оружием. Боевик тоже разный, один за одну власть, второй за другую. Все смешалось. Таких семей много, командир. Это плохо.
– Да уж ничего хорошего. А вы готовы, если придется, стрелять в боевиков?
– Мне на дембель скоро. Пока соберут батальон, дадут оружие, технику, учебу устроят, без которой никак нельзя, так дембель и будет. Мне не воевать. Тебе воевать. Им тоже. – Он указал на мужчин лет тридцати – тридцати пяти. Мне домой надо.
– Если выйдет приказ, поедете к себе домой. А насчет старшего сына не волнуйтесь, никому не скажу.
– Спасибо! Зачем комбату, ротному знать? Ты, сразу видно, хороший человек, хороший командир. Тебе сказал, другим не надо.
– Не беспокойтесь. Идите к личному составу.
Левченко посмотрел на четверых солдат, которые держались особняком. Они уже были в полевой форме, у двоих на груди медали. Какие-то местные, таджикские.
– Эй, вы, четверо! – окликнул их Михаил. – Ко мне!
Солдаты подошли.
– Кто такие?
Ответил парень постарше со шрамом на щеке:
– Раньше служили вместе, в одном экипаже БМП-2, у Лангари.
– У Лангари? Кто такой?
Таджики переглянулись.
Старший сказал:
– Долго объяснять. У комбата, лейтенант, спроси, он расскажет.
– Ты считаешь, что можешь говорить с командиром взвода на «ты»?
Таджик пожал плечами:
– Могу и на «вы».
– Вот именно, на «вы». Представьтесь!
– Я командир БМП Рудзи Джалилов, слева механик-водитель Табар Раджапов, рядом с ним наводчик Ораш Умаев, слева наш боец Барфи Макамов. Его не хотели призывать, но он пошел с нами, уговорил военкома.
– Сам напросился? Почему?
– Это, товарищ лейтенант, я вам позже, отдельно расскажу.
– За что у Макамова и Умаева медали?
– За отвагу, проявленную в боях с афганскими моджахедами. У нас у всех такие награды.
– Значит, боевой опыт есть?
