Вербицкий жил один, вел нехитрое хозяйство, разводил курочек и кроликов. Телефона у старика не было, поэтому о своем приезде Зотова предупредить не смогла и немного волновалась, как примет незваную гостью легендарный сыскарь прошлого. К счастью, гостье Вербицкий оказался рад, пригласил ее в дом, засуетился, раздул самовар, заварил чаю с травами, порезал пирожок с черникой (который Елена Петровна прихватила с собой). Бутылку вина, привезенную Зотовой в качестве подарка, не церемонясь, вернул и посоветовал использовать для маринада к шашлыку, а сам выставил на стол домашнюю наливку из черноплодной рябины.
Каждое движение давалось Вербицкому тяжело – руки его были изуродованы артритом. Ходил старик тоже с трудом, но от помощи Елены Петровны наотрез отказался, усадил ее в удобное кресло-качалку, укрыл колени пледом и наливки в стакан плеснул, чтобы не скучала.
В доме было тепло и уютно, приятно пахло дровами и мятой. Пока старик шустрил по хозяйству, Елена Петровна с удовольствием смаковала немного вяжущую язык настойку и общалась с рыжим полосатым котейкой и престарелым угольно-черным псом дворянской породы. Пес, лениво обнюхав ее руку, пристроился в паре метров, там и лежал, поглядывая изредка на гостью туманным взором и повиливая куцым хвостом. Котяра оказался наглее – он забрался Елене Петровне на колени и, глядя с прищуром, фамильярно похлопал ее лапой по груди.
– Ах ты нахал! – притворно возмутилась Зотова, почесала котейку за ухом, и тот заурчал, как ржавый холодильник «ЗИЛ».
– Брысь, Ефимка! – шуганул кота Вербицкий, но зверь даже ухом не повел. – Кому говорю, брысь, шельмец! Леночке надо за стол пересесть, а ты мешаешь, – прикрикнул Виктор Константинович.
Ефимка недовольно мяукнул, спустился с колен Елены Петровны с царским достоинством и пошел в другую комнату, мимоходом дав псу по мордасам.
– Ты почто животину тиранишь? Паршивец! – выдал Вербицкий крылатую фразу из мультика.
Елена Петровна поняла, что, несмотря на внешнюю дряхлость, подполковник в отставке сохранил здравый ум. Да и глаза его блестели молодо, имя Леночка Виктор Константинович произнес с кокетством. Неужели приударить за ней решил? Ну и кто, спрашивается, в этом доме шельмец…
– Это Нюська его избаловала. Жена моя, царство ей небесное, – пояснил пенсионер. – Котейки ведь как дети, она ему все разрешала, вот он и оборзел. А характер у Ефима страшно вредный – замечание сделать нельзя, сразу в позу встает. Бруню постоянно лупасит. – Черный Бруня, услышав свое имя, покосился на хозяина и лениво пошевелил хвостом. – Что, досталось? А нечего поперек дороги лежать, – пожурил пса Вербицкий.
– Почему Бруня? – спросила Зотова. – Он же мальчик.
– Полное имя – Бруней. Черный потому что, – объяснил Виктор Константинович. Сел наконец-то за стол напротив Елены Петровны, потянулся к пузатому чайнику, поднял и опустил его, расплескав по скатерти заварку: артритные руки не слушались. – Совсем в рухлядь превратился, – проворчал подполковник, снова упрямо поднял чайник, налил заварки в чашку Зотовой и себе.
– Виктор Константинович, видели бы вы, какая сейчас в милиции рухлядь работает. Молодые, а гнилые изнутри. А вы у нас еще ого-го-го какой! – улыбнулась Зотова, но сердце от жалости сжалось.
– Всегда так было и будет, – проворчал Вербицкий и придвинул к ней вазочку с янтарным абрикосовым вареньем. – Леночка, уважьте старика, варенья отведайте. Нюська накулинарила, а она мастерица по этим делам была. Да вы не пугайтесь, с осени заготовка, – сказал старик и на мгновенье ушел в себя, забыв о Елене Петровне.
Она щедро намазала варенье на ломоть хлеба и с наслаждением откусила.
– Вкуснотища!
– С собой вам баночку дам, – оживился старик, хлебнул чайку. – Яичек тоже свеженьких и курочку… Мне одному много не надо. Держу скотину, чтобы лень преодолеть, а без дела прокис бы на печке. А так вроде с утра встанешь, волей-неволей надо шевелиться. Так и живу. Вот бестолковый! Заболтал вас совсем, – рассмеялся старик. – Поди некогда чаи распивать со всякими нудными старперами и слушать их кряхтение. Давайте, выкладывайте, что за важную птицу грохнули. Олигарх какой-нибудь в мир иной не без помощи отошел? Или политик?
– Почему? – удивилась Зотова.
– А вы разве не за консультацией пожаловали?
– За консультацией.
– Так что ж голову морочите! Вы по вопросам расследования заказных убийств или по убийствам на разборках консультацию желаете получить? По характеристикам преступных групп уже, к сожалению, помочь не смогу. Все течет, все изменяется. Не в теме я теперь.
– Нет, Виктор Константинович, я по другому делу, по тому, которое находилось у вас в производстве много лет назад. Убийство Анастасии Гайворонской. Может, припомните?
Вербицкий вдруг переменился в лице, сморщился, как печеное яблоко, и будто разом постарел лет на десять. Перемена была настолько заметной, что Елене Петровне стало не по себе.
– Вы, девушка, зря приехали, – резко сказал старик. – У меня слишком много дел было в производстве, чтобы все в памяти держать. Да и стар я стал, склероз. Будут вопросы по методике расследования заказухи, приезжайте. А по таким пустякам прошу меня не беспокоить, ничего не помню. – Старик отвернулся, так и сидел к гостье вполоборота, плотно сжав губы.
– Так я напомню, раз склероз, – весело сказала Зотова и налила себе еще чайку. Похоже, приехала она не зря и с пустыми руками возвращаться не собиралась. – Убийство Анастасии Гайворонской вы расследовали последним, но, передав дело в производство другому следователю, ушли со службы. Ну что, освежила я вашу память?
Старик упрямо молчал.
И тогда Елена Петровна бросила такую фразу:
– Мне интересно, вы сами ушли или вас… попросили?
– Я сам ушел! – закричал старик и затрясся. – Сам! Что расселась, как у себя дома? Расселась тут… Корвалола накапала бы лучше! После смерти Нюськи сердце шалит.
Зотова поднялась.
– В шифоньере, – подсказал Вербицкий. – Рюмку тоже захвати.
Виктор Константинович выпил лекарство, достал из кармана платок и вытер губы. Еще немного помолчал и наконец снова заговорил, тяжело роняя слова:
– Когда-нибудь вся эта мерзость должна была всплыть. Вот и пришла пора платить по счетам… Хорошо, что ты пришла, девочка. Мне скоро на покой, а душа нечиста. Кровь на моих руках! – Вербицкий потряс артритными пальцами в воздухе и опустил их на стол. – Думал, что будет лучше для всех. Время такое было… Дурное время, мутное. Столько тогда швали беспредельной развелось, людей стреляли посреди белого дня, киллеры не смущались. Коррупция в правоохранительных органах достигла колоссального масштаба. Все решали деньги. Самые отъявленные негодяи ускользали от правосудия и продолжали творить беззаконие. Одну такую тварь я никак не мог отловить, а тварь, чувствуя свою безнаказанность, наглела на глазах. Убийство Насти Гайворонской помогло мне очистить мир от этой нечисти.
