– Уже не получится в зародыше, ваше величество! – начальник Тайной службы бросил на стол бумагу, исписанную неровным почерком, и покачал головой. – Похоже, что это повторение событий 5672 года. Тогда столицу пришлось залить кровью. Я предупреждал – участники заговора слишком влиятельны, чтобы можно было спокойно спать. Я предупреждал…
– Да что ты заладил: «предупреждал», «предупреждал»! – император порывисто вскочил с места и посмотрел на мрачных соратников, уставившихся в пол, как нашкодившие мальчишки. – Чего застыли?! Вперед! Задавить! Уничтожить! Выбить из города! Вперед!
Мужчины быстро, по одному, вышли из кабинета императора, оставив властителя в одиночестве, и он бессильно опустился в кресло, откинув голову на кожаную спинку и прикрыв глаза. Сидел так минут десять, когда позади раздались легкие шаги. Он резко повернулся, чтобы упереться взглядом в легкомысленное, просвечивающее на солнце платье, не оставлявшее никаких тайн владелицы для пытливого взгляда.
– Что за наряд?! – раздраженно фыркнул император. – Ты какого демона наряжаешься, как шлюха?! Ты моя дочь, ты должна служить примером скромности, добропорядочности, а ты? Ты посмотри – сиськи наружу! И все остальное!
– А кто меня видит? – тоже фыркнула принцесса. – Охрана, что ли? Они и не такое видали! От кого скрываться? Чужие здесь не ходят, а на остальных наплевать! Если уж властители не могут делать то, что хотят, тогда зачем вообще эта власть? Кстати, папа, ты сам не пример добропорядочности! Чего меня-то терзаешь? Вся в тебя – твоя дочь!
– Я мужчина! – криво усмехнулся император. – Что позволено мужчине, тем более императору, то не позволено женщине! А ты в дальнейшем одевайся скромнее, чтобы у встреченных тобой мужчин не текли слюни! Честно сказать, мне надоели твои бунты, это ведь нарочно ты выряжаешься, как… как… ладно, не хочу об этом. Без тебя проблем хватает.
– Это уж точно, – укоризненно покачала головой принцесса. – Лучше расскажи, что там такое случилось? Все бегают, будто их кинжалом в зад кольнули! Ничего не могу понять – кричат про какой-то бунт, про войско! Что за войско, откуда? Какой бунт?
– Родственники заговорщиков каким-то образом сумели незаметно подвести войска к стенам столицы. Подлым ударом взяли южные ворота и теперь входят в город, идут к дворцу. Стража частью перебита, частью отступает. Готовимся к осаде дворца. Все очень серьезно, дочь, не до шуток.
Император крепко зажмурил глаза и потер лицо гладкой, ухоженной ладонью.
– Неужели настолько серьезно? – Принцесса изменилась в лице, вцепившись в край полированного стола. – Они же не смогут взять дворец?! Или смогут?
– Не смогут. – Император сжал кулак так, что побелели костяшки. – Не смогут! Наверное…
– Замечательно! Наверное! Я просто счастлива! Папа, ты что?! Ты, и не уверен?! Как это так?!
– Не смогут, не смогут… отстань. Иди к себе. Не мешай, я думать буду! Твоя охрана будет усилена… мало ли что. Могут подослать убийцу.
– Опять ты? Ты думаешь, Адрус придет меня убивать? Я не верю! Он милый мальчик, и…
– Дура! Ты – дура! Он убийца! Мы сами сделали из него безжалостного убийцу! И как оказалось – не испытывающего к нам ни малейшего чувства верности! Потому сиди и не высовывайся! Ладно, ладно… успокойся. Все будет хорошо. Вокруг нас сотни Псов, гвардейцев, из казарм скоро придут армейские части – подавим бунт! Первый раз, что ли…
Император вздохнул и сжал зубы так, что на щеках прокатились желваки. Все было не так радужно, как он озвучил. Совсем не так радужно.
И впервые за долгие годы император боялся.
* * *
– Лови! Лови ее! – пьяный мужлан со здоровенным мечом на плече цапнул за плечо пробегающую мимо девчонку, промахнулся и едва не упал, покачнувшись, словно от порыва ветра. Злобно выругался, повернулся вслед ускользнувшей жертве, но двое товарищей удержали:
– Брось! На хрена она тебе?! Щас лавку какую-нибудь вскроем, нагребем барахла! Чё тебе девка? От них одна зараза! Пошли! Потом накупим девок, каких хотим!
– Не хочу купленных! Хочу эту девку! – упрямо промычал парень, остановился и вдруг уставился на незнакомца, который шел мимо троицы, слегка пригнувшись и закрыв голову капюшоном. – Эй, ты, чё башку прячешь?! Стая-а-ать! Сказал тебе – стая-а-ать! Городская сволочь! Все вы тут твари! Вытряхай кошель! Ну, скотина! Быстро! А-а-ахх…
Товарищи парня вначале не поняли, что случилось, – он вдруг прижал руки к шее и замер на месте, сипя, пытаясь вдохнуть воздух. Потом, когда на мостовую закапала кровь и вояка рухнул ничком, с громким стуком ударившись головой о мостовую, стало ясно – убили! Его убили! И убил не кто иной, как этот прохожий, удалившийся уже на десять шагов!
– Стой! – крикнул один из бунтовщиков, сорвавшись с места, как гончий пес. – Стоять! Эй, парни, он Хабаса убил! Сюда, скорее!
На призыв прибежали еще четверо – такие же крепкие деревенские парни, наскоро обученные искусству владения оружием. Они в это время как раз грабили лавку обувщика и вылезли оттуда со свертками кож и мешками башмаков – то ли новых, то ли переданных для ремонта, но крепких и в хозяйстве гожих. Инстинкт, присущий деревенскому жителю, вынужденному поддерживать соседа, – иначе не проживешь! – вынудил их бросить мешки и броситься на призыв соратников, догонявших убийцу. Тот же как ни в чем не бывало шел по улице, слегка наклонив голову, прикрытую капюшоном, и только прибавил шаг, почти перейдя на бег, – до этого он и так шел довольно быстро. Что и немудрено – каждому горожанину хочется быстрее покинуть улицы, охваченные смутой, наполненные наемниками-грабителями и деревенскими ополченцами, громящими лавки, уничтожающими все, что можно разбить и сломать в ненавистной столице, собирающей бесконечные налоги, пьющей кровь простого люда. Нынешние грабежи, с их точки зрения, были ничем иным, как справедливым возвратом награбленного, и плевать, что налоги собирал не простой башмачник или швея – все горожане виноваты, и все тут! Город вообще исчадье преисподней, и его нужно сжечь как источник вселенского Зла! Это знает каждый селянин с самого рождения. А если не знает, ему растолкуют более смышленые односельчане.
– Что, что случилось?! – прибежавшие столпились, и тот, кто первым бросился за убийцей, остановился, стал объяснять суть преступления, указывая на лежащего парня. На рассказ хватило нескольких секунд, и тут же шестеро разъяренных крепкозадых деревенских парней бросились в погоню, чтобы растерзать, разорвать негодяя, осмелившегося бросить вызов победителям города.
Первым добежал легконогий Супрас, он с криком попытался проткнуть незнакомца копьем, которое нес на плече, промахнулся, и, когда оказался вблизи от горожанина, вдруг почувствовал, как грудь обожгла острая, нестерпимая боль, такая, будто сердце прижгли раскаленным железом.
Супрас икнул, выдохнул, выбулькнув мгновенно хлынувшую кровь, и умер, так и не поняв, что с ним случилось.
Второй преследователь не успел затормозить и буквально врезался в спину падающего Супраса, споткнулся о его упавший труп и полетел вперед, чтобы растянуться на мостовой с узкой, почти не кровоточащей раной в затылке.
