– Да-а, тебе хорошо, ты на каторгу пойдешь, а я как останусь? – забеспокоилась Динка.
– Чего мне хорошо? Каторга не тиятр… Да и без тебя тоже… Я знаешь как в слободное время скучаю по тебе… – мрачно сказал Ленька.
– Я тоже в свободное время скучаю, – вздохнула Динка.
– Ну вот. А хоть с сыщиком, хоть без сыщика, когда б я попался с этими бумажками, так все равно тюрьма! – чтобы повысить себе цену в ее глазах, припугнул Ленька, но девочка совершенно неожиданно рассердилась.
– Не попадайся! – сказала она. – У тебя глаза есть, ноги есть. Не зевай! А в случае чего беги как черт… Кого свалишь на улице, наплевать! Даже больше навали народу – тогда легче скрыться! Вали и вали!.. – размахивая руками, наказывала Динка.
– «Вали и вали»! – передразнил ее Ленька и, схватившись за живот, расхохотался до слез. – Ты, пожалуй, присоветуешь…
– А что же? – развеселилась и Динка. – Все как попадают да как закричат: «Ой-ой-ой, караул!» – полиция сразу и растеряется.
Посмеявшись и похлебав вприкуску горячий чай из Степановой миски, Динка опять заспешила домой.
– Я пойду, а то скоро темно будет, а в темноте знаешь кто меня пугает? – зябко поводя плечами, сказала она и, наклонившись к Ленькиному уху, шепнула: – Хозяин!
Ленька всплеснул руками.
– Да ты что, совсем с ума сошла! – сердито прикрикнул он.
– Нет, Лень, не совсем, но все-таки я очень боюсь, – жалобно сказала Динка.
Ленька задумался.
– Ну ладно! Вот я скоро буду дома, тогда отучу тебя, – серьезно сказал он.
Прощаясь у забора, Динка сказала:
– Ты завтра рано поедешь, Лень?
– Я рано. Я всегда рано… А что?
– Поезжай пораньше и скорей возвращайся, ладно?
– Ладно. А ты гляди, если Костя приедет, не пропусти его… Может, опять про Степана что-нибудь скажет. Не пропустишь?
– Конечно, – вздохнула Динка.
Ей очень не нравилось подслушивать, мама часто говорила, что это делают только очень низкие, неблагородные люди, но отказать Леньке она не могла, он любил Степана и беспокоился за него. Как же отказать?
Глава 49
Разговор по душам
После обеда мама взяла Динку за руку и сказала:
– Пойдем на нашу секретную скамеечку!
Когда мама удалялась с кем-нибудь из детей на секретную скамеечку, это означало, что она хочет о чем-то поговорить наедине.
Динка обрадовалась и испугалась. Побыть наедине с мамой было теперь редким удовольствием, но о чем она хочет поговорить, девочка не знала.
– Диночка, – сказала мама, когда они сели на скамейку, – почему ты никогда не позовешь к себе в гости того мальчика, с которым дружишь?
Мама спросила так просто, как ни в чем не бывало, но голова Динки сразу въехала в плечи, как будто с неба неожиданно свалился огромный камень и стукнул ее по затылку.
– Ка-кой маль-чик? – с трудом пролепетала она.
– Ну, тот мальчик, который прибежал один раз к нам на площадку. Это, кажется, очень хороший мальчик, и я рада, что ты дружишь с ним, но зачем делать из этого тайну? Почему он никогда не придет к нам?
Динка ободрилась и почувствовала доверие.
– Раньше, мамочка, он боялся хозяина, что кто-нибудь скажет его хозяину, а теперь хозяина убили…
Она рассказала, что Ленька сирота, что хозяин плохо обращался с ним, что он убежал, а теперь хозяина уже нет…
Она говорила осторожно, часто понижая голос, ей казалось, что, приникнув к забору, Ленька слушает ее, но лгать было стыдно и бессмысленно.
– Как же он живет? Кто его кормит? Почему ты никогда не говорила об этом? Ведь он мог бы хоть изредка прийти к нам пообедать… – взволновалась мать.
Но Динка вспыхнула и быстро перебила ее:
– О нет, нет, мама! Он не нищий! Он никогда не хочет есть чужой хлеб! Он любит свой, заработанный!
– Это хорошо, Диночка! Но ведь он еще мальчик. Где же он зарабатывает? – с беспокойством спросила мама.
– Он кому-нибудь поднесет мешок на базаре или еще что-нибудь… Конечно, ему мало дают… Он плохо ест, мама. У него такие худые ребра… – с жалостью вздохнула Динка.
Мать задумчиво смотрела на девочку, перед глазами ее пронеслось трогательное воспоминание о встрече на пристани.
– Если бы мой друг голодал, я не могла бы терпеть этого, Дина, – удивленно и грустно сказала она.
Динка вспомнила свой поход на дачи, обманувшего ее шарманщика и молча хрустнула пальцами.
– И этот мальчик, этот твой Леня, не хочет даже узнать, кто у тебя есть? – снова спросила мама.
– Не хочет? – удивилась Динка, и лицо ее сразу посветлело. – Да он всех знает, мамочка! И тебя, и Мышку, и Алину, и Катю – всех, всех! Когда ему скучно, он приходит к нашему забору. Он видел, как мы встречали тебя.
– Ах, Дина, Дина! – с глубоким волнением сказала мать. – Так легко ты говоришь об этом! Ведь у этого мальчика никого нет.
Глаза Динки потемнели, горечь упрека матери больно кольнула ее в сердце.
– У него есть, мама… У него есть одна подружка… Она жалеет его, мама… Это неправда… – тихо сказала она, низко опустив голову.
– Тогда… скажи ему, что твоя мама просит его прийти… скажи, что она рада вашей дружбе… – с волнением сказала мать.
– Я скажу, – тихо прошептала Динка.
Обе долго молчали. Потом мама встала и пошла по дорожке.
Динка осталась одна, не зная, плохо или хорошо то, что случилось… Что скажет на это Ленька?
Она сидела долго, пока из всего разговора по душам не выкристаллизовались четкие и беспощадные слова матери: «Если бы мой друг голодал, я не могла бы терпеть этого…» Что же делать? Она снова пойдет работать…
Перед глазами ее встала длинная пыльная дорога, чужие богатые дачи… злой барчук… сухие корки хлеба… Она пойдет одна, без шарманщика… Но где взять музыку? Надо какую-нибудь музыку.
«Конечно, играть можно и на гребешке, лишь бы обратить на себя внимание… Войти и заиграть…»
Динка встала и решительным шагом направилась в комнату. Мать издали смотрела на нее, потрясенная глубоким и серьезным выражением ее лица.
«Как мало знаем мы наших детей!» – с горечью думала она, и маленькое верное сердце Динки вызывало в ней гордость и умиление. Но через минуту это чувство остыло и перешло в грустное разочарование: из комнаты донеслись вдруг беспечные, режущие слух звуки. Динка сидела около пианино и, приложив к губам гребешок с папиросной бумажкой, забавлялась неприятной музыкой. На полу лежала куча нот с любимыми романсами Олега.
– Дина! – холодно сказала мать, останавливаясь в дверях. – Что это за глупая забава! Она режет уши! И зачем ты вытащила все эти ноты? Положи их сейчас же на место и ступай со своим гребешком в сад!
