Она вдруг обернулась к Дмитро и начала шепотом убеждать его в чем-то, повторяя одну фразу:
– Все равно ж найдут! Лучше сам скажи!
Мальчик сердился, упрямился…
– Ну чего вы там шепчетесь! Говорите громко! Я никому не скажу, если это тайна! – вмешалась Динка.
Федорка толкнула локтем Дмитро:
– Ну говори! Вот какой упрямый… Барышня никому не скажет!
– Я не барышня, я Динка! Ну говори твою тайну, Дмитро, – нетерпеливо перебила Динка.
Дмитро покусал губы и, глядя исподлобья на Динку, нехотя сказал:
– У вас под крыльцом я обрез спрятал… Если стрельнет, то может и насмерть прибить…
– Обрез? А что это такое? Ружье? – живо заинтересовалась Динка.
– То не настоящее ружье, оно обрезано, чтобы, значит, покороче было… – объяснила Федорка.
– А где же ты взял его? – ахнула Динка.
– У нас как батько помер, так мы с маткой полезли в подполье и нашли! А матка испугалась да и велела закинуть в пруд, а мне жалко стало, я его и подложил под ваше крыльцо… Тут никто не жил, – хмуро рассказал Дмитро.
– К нам, под крыльцо? Так ведь Ефим будет чинить это крыльцо и найдет! Что же ты сразу не сказал? Надо сегодня же перепрятать его в другое место! – загорелась Динка. – Мы вот как сделаем…
Динка обняла своих новых приятелей за плечи и что-то зашептала…
– Дак он заряженный, в нем и пуля есть… – прерывая ее, шептал Дмитро.
– Ой, боже мой… – испуганно вздыхала Федорка.
– Ничего, ничего… Я осторожно… – уверяла Динка. – Только приходите вечером, как стемнеет.
Весь день Динка беспокойно прохаживалась около крыльца и, еле дождавшись вечера, побежала к трем березам.
– Идем, – шепотом сказала она Дмитро. – Я уже нашла место… Мы спрячем его в дупле старого дуба… Пойдем, Федорка!
– Э, ни! Я боюсь… – усаживаясь в траву и натягивая на коленки платье, замотала головой Федорка. – Я тут обожду… Бо воно как стрельнет, так и живой не останешься.
– Ну, нехай сидит. – Дмитро, задевая за ветки своим длинным пиджаком, пошел за Динкой.
В хате уже горели свечи; Мышка и Алина стелили постели, ждали со станции мать.
– Скорей, скорей! – торопила Динка. – Сейчас Ефим вернется со станции, он поехал за мамой…
Дмитро, сбросив пиджак, полез под крыльцо. В темноте были видны только босые пятки…
– Нашел? – нетерпеливо спрашивала Динка, поглядывая с опаской на дверь, из которой каждую минуту могли выйти сестры.
Дмитро молча шарил под крыльцом; потом наконец вылез, держа в руке что-то тяжелое. Динка увидела приклад и дуло настоящего ружья… Такое ружье, только много длиннее, она видела у дяди Леки, когда он собирался на охоту.
– Пошли! – сказал Дмитро.
Под старым дубом, в который ударила когда-то молния, оба остановились.
Огромный, широкий дуб выгорел и обуглился изнутри. Несмотря на это, толстые сучья его зеленели ветками, и наверху виднелось узкое, глубокое дупло.
Дмитро ловко вскарабкался на дерево и, положив в дупло свой обрез, благополучно спустился вниз.
– Пусть там и лежит, – сказала Динка. – А потом, когда я на следующий год приеду, мы решим, что с ним делать.
Федорка одобрила это решение. Все трое еще немного пошептались и, решив завтра обязательно свидеться, разошлись.
Глава 28
«Святая криничка»
[2]Хуторские знакомые внесли в Динкину жизнь новые впечатления. У Федорки было много дел по дому. Отец ее служил сторожем в экономии пана, мать работала птичницей. Кроме Федорки, в семье были еще младшие дети. Федорка вместе со старой бабкой нянчилась с ними, поэтому у нее только в воскресенье выдавалось свободное время побегать с Динкой, но, несмотря на это, девочки уже побывали в казенном лесу, побывали и в соседних селах… Дмитро приходил чаще; его интересовало, что делается на хуторе. Усевшись в кустах, он часами смотрел, как Ефим чинит крышу и строит терраску.
– Вот как бы не взяли мы под крыльцом обрез, то ваш Ефим нашел бы его, – говорил Дмитро.
Вечерами то он, то Динка лазали на дуб проверять, лежит ли в дупле обрез.
– Лежит, – шепотом говорила, прыгая на землю, Динка.
– Лежит, – передавал Федорке Дмитро.
– Ну и пусть лежит, – с облегчением говорила Федорка. – Стрельнет, так в дуб…
Она очень боялась обреза. Как-то в воскресенье Федорка собралась в казенный лес под Ирпенью и зашла за Динкой.
– Пойдем с нами! Люди говорят, что в казенном лесу объявилось чудо! Там есть такая криничка, и вот когда нагнешься над ней и посмотришь на дно, то там божья матерь является!
– Да ну? – удивилась Динка. – Откуда же она является?
– Ну, в воде, конечно… Только не все ее видят; который человек очень грешный, тому ничего не видно… Вода и вода. А который безгрешный, тот видит… Вот бабка и посылает меня… Пойдем, может, сподобит нас господь! – перекрестившись, сказала Федорка.
– Пойдем! – равнодушно сказала Динка. – Только меня господь не сподобит, я неверующая!
Девочки пошли. Побегав по казенному лесу, они добрались до «святой кринички», как ее окрестили старухи, и с любопытством заглянули в нее. Криничка была неглубокая. Сквозь чистую прозрачную воду видно было дно. Динка нагнулась первая.
– Ничего тут нет! – засмеялась она.
Федорка, шепча какие-то молитвы и мелко крестясь, заглянула в криничку.
– Ой, мамонька моя! – простонала она. – Не вижу… Ничего не вижу… Не хочет мне божья матерь показаться. За грехи мои не хочет… – Федорка расплакалась. – Ну как я дома скажу, что не сподобил меня господь?
– Да чепуха это! Ничего там нет. Никто и не видит.
– Ох, нет, нет! В прошлое воскресенье сам батюшка в церкви говорил! И две старухи сами видели… Лежит в воде икона божьей матери с младенцем на руках. Безгрешные старухи, они и видели! А я, грешница, ничего не вижу…
Всю дорогу Федорка плакала, а Динка сердилась:
– Враки это все! Никто там ничего не видел!
На следующее воскресенье девочки опять пошли. На этот раз около «святой кринички» собрался народ: матери принесли детей, появились откуда-то батюшка и два монаха…
Люди заглядывали в криничку, били себя кулаком в грудь, плакали горькими, покаянными слезами… Динка, протиснувшись вперед, к своему удивлению, увидела в воде икону божьей матери и, подозвав Федорку, сказала:
– Смотри скорей, а то опять будешь плакать! Вот она, твоя божья матерь!
Федорка глядела, крестилась, радовалась:
