– Тихо? Тогда говори прямо в ухо, – присаживаясь рядом, предлагает девочка.
– Ничего, я и без уха… Ты только не перебивай… Хожу это я на пристани, около рабочей столовой. А тут самый привоз, баржи разгружаются, и мешков навалено видимо-невидимо. И, конечно, покупатели ходят, торгуют на корню, что подешевле, значит… И нанимает меня одна барынька мешок поднести. Тяжелющий мешок яблоков она купила.
– Тяжелющий мешок! Вот дура! – сердится Динка.
– Ну, ты погоди… Ведь заработать-то мне надо? Думаю, сволоку как-нибудь. Стал тянуть этот мешок с воза себе на спину – вдруг слышу, кто-то как закричит на мою барыньку: «Мальчишку, грит, на такую тяжесть нанимаете, покалечить хотите!» – и швырк мешок с моей спины обратно на воз! Гляжу, а это тот студент…
– Вот хорошо! – смеется Динка. – А барынька что?
– А что ей? Она другого взяла, а я озлился.
– Подожди, Лень. А он узнал, что это ты?
– Сразу-то не узнал, а потом и меня, и тебя вспомнил. А-а, говорит, старый знакомый! А я голодный как собака. Какое тут знакомство! Зачем, говорю, вы так сделали? Теперь я когда еще работу найду! А он пошарил в кармане да и говорит: «Денег у меня нет, а хлеб есть. Приходи ко мне, будем чай пить… Читать умеешь? Вот тебе адрес, где я живу…» – и достает карандаш. Не надо, говорю, я так запомню… Ну, сказал дом, улицу.
– И пил ты у него чай? – перебивает Динка.
– Чай-то пил… Так до чаю еще, погоди, что было…
– Случайный случай до чаю был?
– Ну да… Ты слушай, а то перебиваешь все время.
– А в чем этот студент был? В той шинели, что тогда? Я его хорошо помню – такой высокий, согнутый и борода узенькая, а глаза добрые. Он хороший, Лень, только очень бедный, да?
– А откуда ему богатства взять? Он себя не жалеет. Ему тюрьма, – хмуро сказал Ленька.
– Как – тюрьма? За что тюрьма? – всполошилась Динка.
– Так ведь вот не слушаешь, а все то вперед, то назад заскакиваешь. Я, коль так, и рассказывать не буду! – рассердился Ленька.
– Нет, говори… Раз начал, то говори!
– Опять же с того места надо. Ну, сказал он мне, где живет, и пошел. А я гляжу вслед, и что-то чудно мне кажется. Денег у него нет, а он шасть в рабочую столовую… Ну, думаю, либо попрошайка какой, либо кто из дружков его накормит. А тут время на обед, рабочих много идет: и с ремонтных мастерских, и пристанские, и грузчики тут… Народу – не протолкнешься, и такой меня интерес взял… Ну, и сунулся я за ним в эту столовую. Гляжу, а он в самую толкучку залез и все чего-то между людьми шныряет. Ну, думаю, кого-нито обокрасть хочет. А народ все бедный, рабочий. Стал за его спиной и гляжу. А он пошарит, пошарит в своей кошелке и отойдет… Гляжу, у одного рабочего всякий струмент в ящике, а студент этот шасть к нему… Вроде что-то положил. А рабочий нагнулся, хотел хлеб вынуть, а там бумажка. Взял он ее, развернул, и вроде оторопь его взяла… Смял, смял и швырк соседу под ноги, а сам – ходу… А я думаю: что за бумажка такая? Вроде видел я где-то такие… А уж ее ногами затискали, не видать… Ну, все же нагнулся я и вроде ненароком схватил ее… А студента того уж и след простыл…
– Он убежал, Лень?
– Да не убежал, а ушел. А может, еще где меж рабочими шнырял… Я уж не стал его искать – уж очень бумажка интересная. Вот такие у дяди Коли полиция нашла… Когда обыск делали, я видал. За них и в тюрьму его посадили. Запрещенные бумажки. Прокламацией они называются.
– Прокламацией? Я тоже знаю. Мне Мышка говорила. Ну, рассказывай, Лень!
– Да, теперь самое главное… Вышел я на пустырь, оглянулся и стал читать. Всего, конечно, не разобрал…
– А какими буквами? Печатными?
– Печатными. Как вот в книге. Не рукой писано. И все складно. Так и так, мол, свергайте царя, будете сами хозяева. А то, мол, вы спину гнете, а богачи вашим трудом задаром пользуются… Одним словом, я не все понял… Об одном только догадался, что за это тюрьма. Хорошо, никто не видел. Я и сам испугался. Отнесу, думаю, ему да скажу, чтоб поаккуратней делал… Ну и пошел!
– И сказал? – с интересом спрашивает Динка.
– А как же! Захожу, а он тоже только что пришел. Комнатка у него махонькая, на самом чердаке. Один живет. Стол, да кровать, да две табуретки…
– А шарик где был? – спрашивает Динка.
– Не знаю, где был. Только я как пришел, студент и говорит: «Садись, сейчас чай будем пить! Меня зовут Степан, а тебя как?» А меня, говорю, Ленькой. И сразу бах эту бумажку на стол! Вот, говорю, спугался человек и бросил… Аккуратней, говорю, надо, ведь за это тюрьма. И стал рассказывать, как за эти бумажки дядю Колю арестовали.
– А он что?
– Он – ничего… Бумажку спрятал и молчит, слушает. А потом стал спрашивать, как дело было. Я сказал. Он опять молчит. Налил чаю, нарезал хлеб и давай чего-то между книгами копаться. Тут, говорит, у меня сахар был. И верно, кусок сахару у него. Только не между книгами, а под столом…
– А шарик? – нетерпеливо перебивает опять Динка.
– Вот тут и шарик он вытащил из-под книг да как вдарит им по сахару! Я даже подскочил. Разобьете, говорю, такую драгоценную вещь… Я уже его разглядел тогда… Ну, сели чай пить; стал он спрашивать, где я живу да кто у меня есть. И про тебя спросил. Ну, я сказал… И про дядю Колю опять сказал. Он, говорю, может, и сейчас еще в тюрьме… «А фамилию, спрашивает, знаешь?» Знаю, говорю: Пономаренко его фамилия. А он опять спрашивает: «Так кто он тебе был?» А я говорю: «Не знаю кто, чужой человек, а жалел меня, и я его век не забуду…» Ну, так поговорили, попили чаю по три чашки, съели его хлеб… Стал я уходить. Спасибо, говорю, до свиданья… А он все думает о чем-то, потом взял шарик и сует мне в руки. Возьми, говорит, для своей подружки!
– Для меня? – радуется Динка.
– Для тебя, конечно. Я даже покраснел весь – так обрадовался; только как взять – ведь он сахар им бьет! «Бери, бери, – говорит, – я сахар и чернильницей разобью, это мне неважно, чем: был бы сахар». И засмеялся. А я осмелел и опять про ту бумажку вспомнил. «Вы бы, – говорю, – ее к бублику привязали. Голодный человек бублик сроду не выбросит, а бумажку выбросит». Тут он давай смеяться: «А ну как этот самый рабочий мой бублик вместе с бумажкою съест!» – «Не съест, – говорю, – он домой детям понесет, а там вместе с товарищами и почитает». Ну, посмеялись так, а он и говорит: «Приходи запросто ко мне; что у меня есть, тем и поделюсь. Ты, я вижу, славный парнишка! Спасибо тебе, что бумажку подобрал и принес… И о бубликах я подумаю…» – Ленька замолчал и глубоко вздохнул.
– А где же случайный случай? – разочарованно спросила Динка.
– Как – где? Я же тебе рассказал. Вот это он и есть! – засмеялся Ленька.
Глава 18
Первые заботы
Мама опять приезжает вовремя, и все в доме идет по-прежнему. По-прежнему Алина выносит на террасу круглые часы, по-прежнему выскакивают к калитке дети. Вечерами мама читает вслух книгу Диккенса «Большие ожидания». Эту книгу подарил Мышке Гога за то, что она сумела посадить в галошу такого литературно образованного человека, как он. После чтения мама играет на пианино, а Анюта и Алина тихо кружатся по комнате. Анюта стала таким же частым гостем, как Марьяшка: мать ее теперь сидит дома и охотно отпускает девочку к подругам.
