– Это был тот же мальчик… Жаль, если они видели нас…
– Они не видели… Она ничего не видела из-за слез, а он ничего не видел, кроме ее слез, – тихо ответила Катя.
Глава 32
Горечь разлуки
Потянулись длинные, печальные дни. Несчастье, случившееся с Марьяшкой, оставило глубокий след в сердцах детей. Никому не хотелось шутить, смеяться, разговаривать громким голосом. Мышка, боясь растравить свое горе, избегала всяких разговоров с сестрой; Динка, скучая, бродила одна по саду и ждала Леньку… Алина теперь держалась особняком, не допуская ни слез, ни воспоминаний. Но когда приезжала мать, все трое бросались к ней с расспросами:
«Ну, как Марьяшка? Плачет она? Больно ей? Узнала она тебя?»
Марина не скрывала правды.
«Марьяшке уже лучше… Только глазки у нее еще забинтованы», – отвечала она в первые дни.
Дети огорченно замолкали. Всем было страшно, что Марьяшка останется слепой.
Катя, привыкшая с детства к суровой скрытности чувств, казалась прежней и только по вечерам, оставаясь наедине с сестрой, плакала:
«Я не могу представить себе этого ребенка слепым…»
«Почему слепым? Ведь доктор еще не сказал этого. Надо всегда надеяться на лучшее… Перестань плакать, Катя! Посмотри, как борются со своим горем дети», – мягко упрекала ее сестра.
Но боролись только Алина и Мышка. Динка не боролась, за нее боролся Ленька. Уцепившись за его руку, она тащилась за ним всюду и, тоскуя по Марьяшке, без умолку говорила о ней. В эти дни Ленька стал ее добровольной нянькой, кротким утешителем, самоотверженным другом. Терпеливо перенося ее жалобы, он тысячу раз повторял одни и те же слова:
– Доктора в больнице есть, они не допустят, чтоб Марьяшка слепая осталась. А вернется она, и все опять по-хорошему будет… Ложечку ты ей отнесла… И раньше всегда играла с ней, конфеты давала… Веночек в тот раз на голову сплела… И поцеловала она тебя… И меня поцеловала. Чего еще ей нужно? Не плачь больше, выздоровеет Марьяшка…
Девочка действительно выздоравливала. Однажды Марина приехала веселая и сказала, что глазки у Марьяшки не пострадали, повязку доктор снял и девочка уже бегает по всей палате.
– Бегает! Бегает! – в восторге кричала Динка, тормоша сестер.
Мышка и Алина смеялись.
– Ну, камень с души свалился! – радовалась Катя.
А Лина, глубоко вздыхая, говорила:
– Ведь эдакую муку мученическую перенес ребенок… Безгрешная ангельская душа… – И, думая о чем-то своем, скорбно глядела на Богородицу…
В один из солнечных дней приехала портниха Нюра. Завидев ее на дорожке, Динка взмахнула руками и бросилась к сестрам.
– Марьяшку привезли! Марьяшку привезли! – кричала она.
Алина и Мышка выбежали на крыльцо, из кухни заспешила Катя.
Но Нюра приехала одна.
– Уезжаем мы с дочкой, – смущаясь, объяснила она. – К матери моей в деревню. Там Марьяшке будет хорошо. У матери и корова есть, и курочки… – Нюра долго перечисляла все, что есть в хозяйстве у ее матери, а девочки сидели молчаливые, огорченные неожиданным сообщением.
– А сюда, к нам, вы не привезете Марьяшку? Хоть попрощаться? – робко спросила Мышка.
– Да нет уж, милые мои… Пошто ее сюда возить… Вещи я нынче заберу… Вот зашла спасибо вам сказать. Уж очень хорошие вы люди…
Нюра посидела недолго. Рассказывая о Марьяшке, она не забыла упомянуть и о Марьяшкиной ложке.
– Как только сняли повязки с нее, так сейчас же она ручку выпростала и просит: «Лозку». Давай, значит, ей ложку… А потом постучит, бывало, ею по кроватке и засмеется…
Девочкам мгновенно вспомнился стук в калитку и звонкий детский голосок: «Кисей есть?»
Динка поймала растерянный взгляд Мышки и, присев на нижнюю ступеньку, крепко обняла сестру.
– Все вас поминает… Проснется и начнет кликать: «Мышка… Динка… Ку-ку!.. Ку-ку!» Все думает – спрятались вы от нее. Просто беда с ней!.. – умилялась Нюра, не замечая, что ее слова, как шипы, вонзаются в любящие сердца девочек.
Когда она собралась уходить, Динка вытащила из своего ящика лучшие игрушки, Мышка – ленточки, Алина – цветные карандаши.
– Батюшки мои! Задарили вы мою Марьяшку! Век я этого не забуду… – растрогалась Нюра и, уходя, долго обнимала девочек, благодарила Катю и вспоминала Марину. – Мамашеньке-то низкий поклон! Недостойны мы с Марьяшкой хлопот ее. Берегите вы ее, деточки, за-ради Христа… Особый она человек…
Нюра ушла. Стоя у калитки, дети смотрели ей вслед. Потом Динка повернулась к сестрам и горько сказала:
– Это не Нюра, это Марьяшка ушла от нас…
– Что ж делать? – серьезно, совсем как мама, ответила Алина.
– Марьяшка не наша. Мать всегда может увезти свою дочку, – словно примиряясь, вздохнула Мышка.
– Нет-нет! – гневно запротестовала вдруг Динка. – Мы ее тоже любили… Она не только Нюрина…
Вечером, положив голову на колени матери, девочка грустно сказала:
– Неправильно делают люди… – Но объяснить, что значат эти слова, она не захотела.
Глава 33
Последний шквал
Стоя у горячей плиты, Лина равнодушно смотрела, как выбегает из кастрюли кипящий суп, как пригорают котлеты… Нечесаные волосы ее были кое-как заткнуты под платок, неубраная постель дыбилась скомканным ватным одеялом, измятыми подушками, в углах кухни лежал невыметенный сор.
В один из таких дней приехал Малайка. Он приехал без обычных гостинцев, печальный и озабоченный.
Узнав о случившемся и о тяжелом состоянии Лины, он еще больше загрустил и, безнадежно почмокав языком, сказал:
– Ай, беда! Очень сильный беда! Кругом беда, Малайке тоже беда… Хозяин сказал: «Берем птица, привози бабу, чтобы он ухаживал за птицей. Дадим хороший квартиру, будем платить деньги. А не привезешь бабу, будем увольнять и брать женатого…» – Малайка глубоко вздохнул и развел руками: – Ой, беда! Кругом беда! Лина не хочет, другую не берем!
– Ну, пойди еще раз поговори с Линой! А потом я еще поговорю, – сказала Марина.
Малайка нерешительно встал, поправил на бритой голове тюбетейку.
– Пойдем, Малаечка! – потянула его за руку Мышка.
– Иди поговори… – повторила Марина.
Малайка медленно пошел по дорожке, нерешительно приблизился к кухне. Мышка забежала вперед и, распахнув дверь, как вкопанная застыла на пороге.
Лина, распростершись перед иконой, билась лбом об пол…
Перед глазами Мышки мгновенно встало страдальческое личико Марьяшки, обгорелые гирлянды бумажных цветов и покрытое черной копотью лицо Богородицы…
– Лина! – в отчаянии крикнула Мышка. – Не молись ей, Лина! Ведь это она за бумажные цветочки…
