– Усилитель, – пояснил Грошев, натягивая резиновые перчатки. – Хай энд немного. Люблю иногда музычку послушать. На компе образы загружены, каждый раз лень диск в плеер грузить. Музыка успокаивает…
– Хай энд? – почтительно спросил Синцов.
– Ага. Не самый хайэндистый, конечно, но ничего так, вполне, для наших глушей пойдет. Думаю, в нашем Зажмурье больше ни у кого такого нет.
Грошеву явно понравилось, что комната произвела на Синцова впечатление.
– Нормально…
Синцов кивнул.
– Люблю такие штуки, – Грошев прикрутил огонь в лампе, подошел к верстаку. – Редкие. Рядом с ними как-то приятнее находиться, как ты думаешь?
– Наверное. Не знаю, у нас дома никто ничего не собирает.
– Обделяете себя, – сочувственно сказал Грошев.
На верстаке, зажатая в тиски с резиновыми губами, находилась…
Синцов не знал, как назывался этот предмет, но раньше его он видел. В фильмах, в мультфильмах, на картинках. Та штука, в которую помещалась лучина, освещавшая сумрачный быт небогатых русских крестьян. Держатель для лучин, одним словом. Древнерусский канделябр. Впрочем, держатель был выполнен не без кузнечного мастерства, украшен загогулинами, цветочками и листочками, Синцов почему-то сразу вспомнил бажовские сказы и Медной горы хозяйку, время держатель, само собой, не пощадило, и теперь Грошев это исправлял с помощью паяльной лампы и металлической щетки.
– Светец чищу, – объяснил Грошев.
– Зачем? – не понял Грошев. – В смысле, зачем он нужен, железка ведь…
– Продам потом. Сейчас почищу, немного пройдусь серной мазюкой, патина прилипнет – и вещь хоть куда.
– То есть?
– То есть найдется куча народа, которая захочет это у меня купить.
– Ясно. Кстати, вот монета, – Синцов протянул Грошеву два рубля.
– А, да, монета…
Грошев поставил лампу на верстак, достал из глубины фартука пакетик из плотного полиэтилена, спрятал монету, а пакетик кинул в банку с другими такими монетами в пакетиках. Другой рукой Синцов достал деньги и вручил их Синцову.
Синцов несколько разочаровался. Он думал, что он передаст монету при каких-то более торжественных обстоятельствах, с соответствующим выражением лица, что столь ценную монету Грошев поместит в специальную пластиковую капсулу и уберет в сейф, пожмет ему руку, скажет несколько веских слов. Поэтому прозаичность момента Синцова нахмурила. Грошев, видимо, это понял, улыбнулся и объяснил, кивнув на банку:
– У меня шесть штук таких лежит.
– Зачем?
– Жду, – ответил Грошев.
– Чего?
– Благоприятной обстановки на рынке. Сейчас время покупать, когда придет время продавать – буду продавать. Все просто. Увлечение коллекционированием всегда идет по синусоиде.
– Понятно. Можно посмотреть?
Синцов кивнул на банку.
– Конечно. Смотри.
Синцов взял банку, достал несколько пакетиков. Монеты две тысячи первого, две тысячи второго и две тысячи третьего года, рубли и двушки.
– Вот еще посмотри, если хочешь. Там тоже монеты, серебро, конечно.
Грошев снял с полки альбом в толстой обложке, положил на диван. Синцов попробовал взять альбом, с первого раза не получилось, альбом оказался тяжелый. Синцов вспомнил, что внутри серебро, металл плотный, и, прежде чем взять, напряг руки.
– Тяжелый…
– Ага. Ты представь, какие тяжелые альбомы с золотом.
Синцов расположился на диване, стал листать неповоротливые страницы и разглядывать убранные в кармашки монеты. Темное серебро, глубокое и немного мрачное, вот и все.
Если честно, монеты для Синцова были все одинаковые, различались только цифрами и размером, некоторые посветлее, другие темные.
– Смотрю, ты спец, – сказал Синцов. – Монетчик восьмидесятого левела.
– Я этим с восьми лет занимаюсь, – пояснил Грошев. – Со второго класса.
– Нумизматикой? – уточнил Синцов.
– Да ну, что ты, я не нумизмат.
– А как же… Все это?
Синцов указал на банку, указал на альбом, на мешки с монетами, расставленные по полкам и разложенные по верстаку.
– Это инвестиции, – ответил Грошев. – Вложение средств. Монеты, пластики немного, литье. Да много разного. Сейчас монеты популярны, все биметалл собирают, юбилейку, Олимпиада скоро, так что много где можно развернуться. Но это так, малоинтересно.
– А что интересно?
Грошев не ответил.
– Значит, ты антиквариатом интересуешься? – продолжал Синцов.
Грошев рассмеялся.
– Да какой это антиквариат? Это так, барахло.
– Барахло?
– Ну конечно. Почти все с помойки. Антиквариат – это другое совсем. Антиквариат – это вещи, которые и в свое время ценились. Кресло Людовика шестнадцатого там, или часы восемнадцатого века, или фарфор – вот это да, антиквариат. Но там суммы совсем иного порядка, не для нас. А это так, руины. Еще пятьдесят лет назад эти вещи не стоили ничего, а сейчас у народа денег много стало, вот коллекционеров и развелось, все подряд собирают, собирают.
Грошев обмакнул губку в мазь и стал протирать железо, быстро, но старательно, со сноровкой.
– Кто-то коллекционирует светцы? – недоверчиво поинтересовался Синцов.
– А то! Еще как.
Грошев втирал мазь тщательными уверенными движениями, без суеты, со знанием дела.
– Коллекционируют все, что угодно, – рассказывал Грошев. – Самовары, краны от самоваров, колокольчики, утюги, гири, купеческие пломбы, гвозди, подковы, регулировочные колесики от керосиновых ламп. Вот светцы тоже собирают, кстати. Одни для прикола берут, другие для дизайна. Есть простые…
Грошев отложил губку, достал из ящика грубую железку, похожую на трезубец.
– Эти самые дешевые, их много осталось, чуть дороже металла, но все равно стоят. А есть художественные, как этот, например.
Грошев кивнул на светец, который он чистил.
– Этот можно уже хорошо продать. Даже очень неплохо, буржуйцы любят такую дребедень в особняках держать, их древнерусская тоска часто подгрызает. Киношники тоже охотно покупают для реквизита. Тут видел недавно фильмец про Александра Невского – головой об стену стучался, одни шишки.
Грошев несильно постучался головой о стену.
– На экране у них, значит, тринадцатый век, феодальная раздробленность, иго везде скачет, а вся бытовка из девятнадцатого, – Грошев презрительно поморщился. – Один шлем по очереди во всех крупных планах, да и тот времен Смуты. Конечно, люди не знают, люди думают, что все так и было, но себя-то уважать надо! Понятно, что вещей мало осталось, ну так ты хоть реконструктора толкового пригласи! А то художники и декораторы берут ржавое да кривое и думают, что в Великом Новгороде так и стояло!
