Она снова в камере!
Скрипнула дверь.
Свинья!
Он надвигается на нее!
«Одно слово – и я перережу тебе горло».
Лекси откинула голову и дико закричала.
– Что случилось? – растерялся Питер.
Пронзительный вопль Лекси разрывал уши. Так кричат животные, которых ведут на бойню.
– Ради Бога, кто-нибудь, помогите ей!
Доктор подбежала к ним, но Лекси не подпустила ее, цепляясь за Питера, как крошка-шимпанзе – за мать. Вопли становились все громче. Ее ногти впивались в плечо Питера с такой силой, что на рубашке проступила кровь.
– Сделайте же что-нибудь!
Доктор наполнила шприц, но сделать укол было почти невозможно: девочка бешено извивалась. Наконец женщине удалось откинуть длинную больничную сорочку и вонзить иглу в бедро.
Лекси широко раскрыла глаза, но тут же обмякла, словно тряпичная кукла, на руках Питера. Тот осторожно уложил ее на постель. Его трясло.
– И какого дьявола все это значит?
– Все, что угодно, – вздохнула доктор. – Пожалуйста, садитесь.
Питер, словно обезумев, сбросил мишек на пол и почти рухнул в кресло.
– Нам пришлось сделать несколько анализов. Ваша дочь… есть все признаки жестокого обращения…
Питер непонимающе уставился на нее, мысленно отмечая красивые зеленовато-карие глаза и россыпь веснушек на переносице.
– Мне очень трудно это говорить, но… но мы считаем, что Лекси подверглась сексуальному насилию… доктор Темплтон. К душевной травме похищения прибавилась еще одна…
Голос доктора словно отдалился. Она, кажется, еще что-то говорила, но Питер уже ничего не слышал, кроме тихого звона в ушах. Звон превратился в рокот, а потом в громыхание, словно стук колес набирающего скорость поезда.
Сексуальное насилие, сексуальное насилие, сексуальное насилие…
Он зажал ладонями уши.
– Доктор Темплтон! С вами все в порядке?
– Ей восемь лет! Она ребенок!
По его щекам катились слезы.
– Понимаю, осознать это невозможно. – Женщина участливо коснулась его плеча. – Попытайтесь найти утешение в том, что она жива. Ни ожогов, ни серьезных увечий, если не считать потери слуха, конечно. Агент Эдвардс спас ей жизнь.
– Слух? Ее слух?
– Это я и хотела вам сказать. Нужно провести еще несколько анализов. Но вы должны готовиться к худшему. Существует большая вероятность того, что ваша дочь больше никогда не сможет слышать.
Глава 11
Гейб Макгрегор заявил матери, что сможет позаботиться о себе. Но это было не так.
Неглупый и довольно сообразительный, Гейб страдал дислексией и с трудом сосредоточивался на одном предмете. Ему быстро все надоедало, и в результате в шестнадцать лет он бросил школу, не имея ни одного свидетельства об образовании, несмотря на явные математические способности. Он прибыл в Лондон, имея в запасе смазливую внешность, оптимизм и пятьдесят фунтов в заднем кармане джинсов. Работы для него не находилось.
– Я хороший работник и понимаю, что приходится начинать с самых низов. Как насчет вакансии курьера?
Он сидел перед главой кадрового отдела лондонского инвестиционного банка «Мэй энд Лорриман».
– Прости, сынок, но это не картина киностудии «Двадцатый век Фокс». Даже наши курьеры имеют свидетельства об окончании не менее пяти классов средней школы.
Начальнице отдела было жаль Гейба. Но что она могла поделать? Правила есть правила. Она согласилась поговорить с ним лишь потому, что всю последнюю неделю он каждое утро появлялся у ее офиса, умоляя о собеседовании.
Не особенно расстроенный, Гейб стал обходить лондонский Сити, стучась в каждую дверь. Но история раз за разом повторялась.
– Нужно представить резюме, – сказали в банке «Меррил Линч».
– Необходимо не менее трех высших оценок при сдаче экзаменов в средней школе – это минимальная квалификация для бэк-офиса
[15]
, – сказали в «Голдман Сакс».
– Мы не нанимаем малоквалифицированных работников, – сказали в «Дойче банке».
Гейб был сбит с толку.
Банкиры постоянно твердят, что им нужны нестандартно мыслящие люди. Те, которые бурлят новыми идеями. По крайней мере так говорится в их буклетах. Но стоит выказать хоть крупицу нестандартного мышления, как они хлопают дверью перед твоим носом!
Он стал обходить риелторские агентства. Торговцы недвижимостью всегда делали большие деньги, и в конце концов это ничем не отличается от работы продавца! На такое он способен! «Фокстонс», «Дуглас и Гордон», «Найт Франк», «Оллсопс»… Гейб обошел все, стучался в двери, истоптал улицы Лондона, от Кенсингтона до Кензал-райз, пока не стали отниматься ноги и болеть голова.
– Мне не нужно жалованья. Я согласен работать на комиссионных. Все, что я прошу, – дайте мне шанс.
– Мне очень жаль, сынок.
– Вам необходимо предъявить свидетельство о сдаче экзаменов.
– Возвращайся в школу.
Измученный и уничтоженный Гейб наконец попытался наняться простым рабочим, но и это оказалось не так легко. Стройки в основном заполонили ирландцы, которые не желали принимать в свой круг шотландца, не имевшего ни друзей, ни знакомых.
– Работал на стройках раньше, парень?
– Нет.
– А специальность? Электрик?
– Нет.
– Сантехник?
– Нет.
– Но есть же у тебя ремесло?
Гейб сидел на узкой кровати грязной муниципальной квартирки в Уолворте. Он был голоден, измучен, одинок и без пенни в кармане.
Ремесло? Тот мужик был прав. Какие у него таланты? В чем он хорош?
Минут двадцать Гейб сосредоточенно разглядывал стену.
И тут до него дошло: женщины! Женщины от него без ума!
Женщины любили Гейба Макгрегора. Всегда любили. В школе учительницы, поддавшись его обаянию, прощали ему все проделки, отличницы делали за него домашние задания. Конечно, с его телосложением профессионального регбиста и со сломанным носом он не мог считаться классическим красавцем. Но стоило взглянуть в его лукавые, живые серые глаза, и у взрослых женщин слабели ноги. Гейб был настоящий очаровашка, скверный мальчишка, нуждающийся в материнской ласке и заботе: убийственная комбинация для противоположного пола.
Но как, черт возьми, сделать на этом деньги?
Гейб принял душ и переоделся в единственную чистую пару штанов и белую рубашку. Сунув в карман несколько последних фунтовых монеток, он вышел из дома и сел на автобус, идущий до Найтсбриджа. Через полчаса он стоял на Слоан-стрит. Было всего шесть часов вечера, теплое июльское солнце еще не зашло, и в магазинах и барах толпился народ. Вокруг было полно богатых, прекрасно одетых женщин. Они выходили из бутиков «Шанель» и «Унгаро» в туфлях от Гуччи и бриллиантах, поправляя модные прически, и медленно шагали по тротуарам, в компании подруг, смеясь и болтая, нагруженные пакетами от «Харродз», или пили шампанское в уличных кафе. Иногда они бывали одни. И никогда, почти никогда – с мужчиной.
