А вот Гейбу будет не хватать Диа. Но, честно говоря, уединение тоже не помешает.
Он довольно быстро обрел прежнюю магию в обращении с женщинами. Оказалось, что Кейптаун считался Меккой для восточноевропейских моделей. Девушки съезжались сюда толпами, обивая пороги новых модных агентств, пользующихся тем, что вечно голубое африканское небо позволяло создать идеальные условия для фотографов. И Гейб Макгрегор взял на себя великую христианскую миссию – не давать бедным крошкам скучать по дому.
– Я предоставляю бесплатные услуги, – пояснял он умиравшему от зависти Диа и неодобрительно хмурившейся Лефу, когда очередная чешская амазонка в модных шортах выходила на рассвете из их квартиры. – Нужно же кому-то заботиться о несчастных малышках.
Недавно Гейба произвели в десятники, так что теперь он работал меньше, а получал больше. Он уже вернул деньги Ангусу Фрейзеру и всем, кто помог ему заплатить гонорар адвокату. В свой тридцать четвертый день рождения он позвонил Маршаллу. Того выпустили из тюрьмы на прошлое Рождество, и теперь он жил в роскоши и покое в шикарном новом особняке недалеко от Бэзилдона.
– А я думал, ты слинял, – сказал Маршалл.
И хотя он явно шутил, Гейб пришел в ужас.
– Я никогда бы так не поступил. Конечно, на то, чтобы сколотить деньги, у меня ушло немного дольше, чем ожидалось. Но они у меня. Каждый пенс. Куда послать чек?
– Никуда.
Гейб растерялся.
– Я уже говорил тебе пять лет назад, не так ли? Это инвестиция. Лучше скажи, когда поднимешь свой ленивый шотландский зад и организуешь новую компанию?
Гейб попытался не показать, как тронут.
– Даже после всего, что случилось? Ты по-прежнему мне доверяешь?
– Конечно, доверяю, олух ты этакий. Только смотри, будь начеку и не бери больше сомнительных партнеров.
– Кстати, насчет партнеров.
Гейб рассказал Маршаллу о Диа и их планах начать строительство дешевых домов в нищих районах Пайнтауна и Кеннеди-роуд. Маршалл скептически хмыкнул:
– Звучит неплохо, но не понимаю, зачем тебе этот черный парень? Каков его вклад в общее дело?
– Он вырос в Пайнтауне. И знает этот район куда лучше меня. Кроме того, девяносто процентов населения трущоб – черные. Мне необходимо черное лицо в команде, если я хочу, чтобы местные мне доверяли.
Гейб не добавил, что дружба Диа значила для него больше, чем любой бизнес. Что, если даже придется вернуть деньги Маршаллу, он никогда не бросит Диа. К счастью, возвращать деньги не пришлось.
– Ладно. Ты знаешь, что делаешь. Позвони, как только удвоишь мои деньги.
– Обязательно, – засмеялся Гейб.
Он снова в бизнесе!
Гейб и Диа назвали свою компанию «Феникс», потому что она поднялась из пепла их старой жизни.
Сначала все считали их психами. Коллеги-застройщики смеялись Гейбу в лицо, когда тот рассказывал о бизнес-плане «Феникса».
– Вы просто спятили. Никто из жителей трущоб не может позволить себе купить дом. А тот, кто может, рад сбежать миль за двадцать от этого района.
Другие были более откровенны:
– Когда рабочие разойдутся на ночь, черномазые спалят стройку. Эти трущобные крысы на что угодно пойдут от безделья. И кто в Пайнтауне согласится вас застраховать?
Как позже выяснилось, со страховкой действительно возникли проблемы. Ни одна приличная фирма не желала иметь дела с «Фениксом». Но когда Гейб уже стал терять надежду, на помощь пришла Лефу. Она познакомила Диа с бойфрендом одной из своих кузин. Парень работал в йоханнесбургском агентстве, занимавшемся страховкой исключительно чернокожего населения.
– Взносы слишком высоки, – честно предупредил Диа, вручая Гейбу условия страховки.
– Высоки?! – изумился Гейб, пробежав глазами колонку цифр. – Да парень скорее всего был под кайфом, когда печатал это! Скажи, мы заплатим половину.
– Гейб!
– Ладно, две трети.
– Гейбриел!
– Что?
– Это наш единственный выход. И то он делает Лефу одолжение. Дружеское.
– С такими друзьями и врагов не надо, – проворчал Гейб.
Они заплатили полную сумму.
К концу первого года существования «Феникс» был в дефиците на семьсот тысяч рандов. Они построили тридцать простых сборных типовых домиков с канализацией и электричеством, но не продали ни одного. Гейб страшно похудел и начал курить. Диа, имевший одного ребенка дома, а второго – на подходе, не терял оптимизма:
– Они продадутся. Я над этим работаю. Дай мне время…
Гейб выработал финансовую модель совместного владения, которую могли бы позволить себе большинство семейств из трущоб. Проблема заключалась в том, что ему никто не верил.
– Да пойми же, – втолковывал Диа, – белые несколько веков обманывали черных. Многие считают, что именно белые доктора принесли сюда ВИЧ.
– Но это чистый бред!
– А они так не думают. Уверены, что ты пытаешься украсть их деньги. Сама мысль о том, что они могут позволить себе дом, настоящий дом с канализацией и крышей, которая не протекает, совершенно им чужда. С таким успехом можешь пообещать им средство для вечной жизни или способ превращать конский навоз в золото.
– И что же нам делать?
– Тебе – ничего. Уезжай на несколько недель. Отдохни. Покажи своим полькам для разнообразия хоть что-то новенькое, кроме потолка твоей спальни.
– Ни за что, – покачал головой Гейб. – Я не могу бросить бизнес. Не сейчас.
– Я не прошу. Я приказываю! – рявкнул Диа. – Отвали! Я знаю, что делаю.
Две недели Гейб провел в курортном городке Мюзенберге, вместе с некоей девицей по имени Ленка. Когда-то поле яростной битвы между бурами и англичанами, Мюзенберг теперь был популярным курортом для зажиточных кейптаунцев: африканский вариант американского Хэмптонса.
– Класс! – выдохнула Ленка, когда они гуляли по променаду, по одну сторону которого выстроились викторианские особняки. – Класс! – восхитилась она, оглядывая широкие песчаные пляжи и бирюзовую воду Фолс-Бэй. – Класс! – радостно завопила она, когда к Гейбу на пляже подбежал щенок спаниеля и проворно надул на его пляжные шлепанцы.
Через два дня Гейб уже лез на стену. Если он снова услышит очередное «класс!», пойдет и повесится на гостиничных простынях.
Никогда, никогда больше он не поедет отдыхать с девушкой, чей ай-кью – ниже плинтуса. Даже если она похожа на Жизель.
В Мюзенберге было ужасно скучно. Смертельно скучно. Но будь он даже одним из семи чудес света, Гейб все равно возненавидел бы его. Потому что мыслями был в Пайнтауне.
Вернувшись в Кейптаун, он сразу помчался в офис. Бедняга так не нервничал с того дня, когда стоял перед судьей в ожидании приговора.
