– А кто в вашем вкусе? Я готов соответствовать.
– Ради всего святого, будем считать, что это я не в вашем вкусе. – Тара жестом обвела молодых моделей, посылавших Гейбу воздушные поцелуи и по очереди гревших его стул у барной стойки. – Примите дружеский совет и возвращайтесь к ним.
Но Гейб не подумал сдаваться. Он узнал, где работает Тара (врачом в клинике Красного Креста для больных ВИЧ в одном из бидонвилей), и ежедневно посылал ей розы. Приглашал на свидания, пытался передать билеты в театр, книги, даже драгоценности. Тара вежливо, но решительно возвращала подарки. Через три месяца Гейб был уже готов отступить, но тут на его рабочий адрес пришел е-мейл от Тары. Обнаружив, что одну из врачей буквально преследует владелец «Феникса», босс Тары силой подтащил ее к компьютеру клиники.
– Ты хоть понимаешь, сколько стоит его компания? – негодовал он. – Одно пожертвование от Макгрегора, и мы сможем купить пятилетний запас лекарств.
– Но мне он не нравится.
– А мне плевать! Здесь каждый день умирают люди! Не мне тебе это говорить! Стоит тебе похлопать ресницами, и Гейбриел со свой чековой книжкой в два счета окажется здесь.
– А если я откажусь? – засмеялась Тара.
Она обожала босса, особенно когда тот раздавал приказы, благослови его Господь.
– Тогда я отошлю тебя в твою комнату без ужина, наглая корова! Пиши!
Визит Гейба в клинику Красного Креста бидонвиля Джо-Слоуво навсегда изменил его жизнь.
Гейб и сам живал в трущобах. Вместе с Диа видел безнадежную давящую нищету тамошних мест. Но ничто не приготовило его к глубинам человеческого падения в Джо-Слоуво.
Сюда ежедневно привозили девочек, совсем крошечных, двухлетних и чуть постарше, изнасилованных отцами или родственниками мужского пола. Привозили обычно матери или сестры: очевидно, широко распространенное поверье, будто ВИЧ излечивается сексом с девственницей, мутировало в теорию «чем моложе, тем лучше». Большинство умирали от внутреннего кровотечения. Крошечные хрупкие тельца были изуродованы, разорваны изнутри.
– За двадцать рандов можно купить десять наборов для изнасилованных детей, – пояснила Тара потрясенному Гейбу, показывая пластиковый пакет с нарисованным на нем Винни-Пухом. Внутри оказались маленькая прокладка, детские трусики, стерильные салфетки и леденец.
– И это все? Малышку насилуют, и это все, чем вы можете ей помочь?
Тара пожала плечами:
– Они получают обезболивающее, если оно у нас есть. И первые в очереди на лекарства от СПИДа, антивирусные препараты. Больших возможностей у нас нет.
После часового обхода палат – умирающие девушки, которым не дожить до двадцатилетия, умоляют сестер спасти их малышей, молодые люди, усохшие, как скелеты, и безучастно уставившиеся в потолок, – Гейб понял, что не выдержит. Тара нашла его на крыльце. По его лицу струились слезы. И тогда она впервые спросила себя, что, может быть, была слишком жестока к нему? Он так красив, что ему трудно довериться. Но его скорбь по истерзанным младенцам была вполне искренней.
– Простите. Я шокировала вас.
– Ничего.
Руки Гейба тряслись.
– Мне это полезно. Чем я могу помочь? Что вам нужно?
– Все. Нам нужно все. Что ни назовете: лекарства, кровати, игрушки, еда, шприцы, презервативы. Нам необходимо чудо.
Гейб сунул руку в карман, вытащил чековую книжку и, не задумываясь, нацарапал цифру. Подписал чек и отдал Таре.
– Боюсь, я не умею творить чудеса. Но надеюсь, это поможет. Пока я не придумаю что-то более эффективное. На будущее.
Тара взглянула на сумму и, в свою очередь, не смогла сдержать слез.
Их первое свидание было настоящим несчастьем. В надежде произвести на Тару впечатление серьезного человека, а не очередного богатого плейбоя, Гейб купил билеты на премьеру политического документального фильма, заслужившего восторженные рецензии. Таре фильм понравился. Правда, она возражала против дополнительного саундтрека в виде храпа Гейба.
– Прости. Но ты должна признать, что это тоска зеленая!
– Тоска? Ты знаешь, что фильм завоевал «Золотую пальмовую ветвь» на Каннском фестивале?
– В номинации «Самый скучный фильм года», полагаю, – пробормотал Гейб.
– Как ты можешь находить это скучным? Отношение Запада к беженцам – одна из самых удивительных и сложных проблем, стоящих перед современным обществом.
«Не настолько удивительных, как твои груди под этой майкой».
Когда они ужинали – Гейб намеренно выбрал дешевый стейк-хаус на тихой улице: ничего шикарного, – дела пошли еще хуже.
Тара подалась вперед. Ее поразительно красивые, широко расставленные глаза словно переливались при свете свечи. На какой-то счастливый момент Гейб подумал, что она его поцелует. Но вместо этого Тара серьезно спросила:
– А каковы твои политические принципы, Гейб? Как бы ты охарактеризовал себя?
– Никак.
– Брось, мне интересно.
– Ладно, – вздохнул Гейб. – Я капиталист.
Позже, лежа в постели, Гейб мучился вопросом, уж не оговорился ли он и не сказал «нацист-детоубийца или зоофил»?.. Само слово «капиталист» повергло Тару в такую бешеную ярость, что она вылетела из ресторана еще до того, как принесли горячее.
Ему пришлось долго умолять о втором свидании. На этот раз он действовал мудрее и повел ее на каток.
– Я никогда не стояла на коньках, – нерешительно призналась Тара. Глядя, как разъезжаются ее ноги в джинсах и теплых носках, Гейб понял, что никогда еще не хотел женщину сильнее, чем в этот момент. Даже несмотря на то, что выглядела она тринадцатилетней девчонкой.
– Чепуха! – отмахнулся он, потянувшись к ее руке и обнимая за талию. – Шаг – и скользи. Шаг – и скользи. Позволь мне вести тебя.
– Нет-нет-нет, все в порядке. Не нужно. Я сама.
– Ну и ладно! Только расслабься. Я не дам тебе упасть.
Он стал набирать скорость, скользя по льду.
– Нет, Гейб. Я не хочу, чтобы ты… я предпочитаю… берегись!
Парень, который в них врезался, весил по меньшей мере двести фунтов: настоящий тяжелый грузовик «мактрак» без тормозов. Гейбу наложили на лоб шесть швов. Тара пострадала больше: треснувшее ребро и сломанная в двух местах рука.
– Тебе идет белое, – пошутил Гейб в приемном покое, когда ей накладывали гипс.
– Спасибо.
Она не улыбнулась. Господи, он все испортил. Больше она к нему на пушечный выстрел не подойдет! Да и кто бы подошел после такого?
– Я не гожусь в ухажеры, верно?
– Не годишься.
– Наверное, у тебя в жизни не было худшего свидания.
– Совершенно верно.
