Остаток дня Лекси провела в молчании, изображая интерес к природе. Но мысли ее испуганно метались.
Он хочет ее! Поэтому и привез сюда. Но хочет ли его она?!
Лекси пыталась смотреть на вещи объективно. Гейб женат. И, по словам Робби, очень счастливо. У Лекси не было причин сомневаться в словах брата.
Может, именно в этом отчасти кроется его привлекательность? Он сильный, надежный семьянин. Хороший муж и отец. Сумел создать для себя жизнь, которой у Лекси никогда не будет.
Она вспомнила своих прошлых любовников, от Кристиана Харла до рок-музыкантов и актеров с дурной репутацией. О безумном сексе, который практиковала в колледже. О Максе и разрушительной, животной страсти, которую они делили. И отзвуки этой страсти навсегда останутся с ними. Мужчины вроде Гейбриела Макгрегора, хорошие, честные мужчины, никогда не полюбят Лекси. Будут наблюдать за ней и восхищаться издалека, как сафари-туристы, глазеющие на тигрицу. Знают, что подходить ближе опасно.
Когда они приближались к поляне, где должны были провести ночь, колесо джипа попало в глубокую рытвину, и Гейба швырнуло на Лекси. Он почти мгновенно отстранился. Но и этого оказалось достаточно…
Они полночи проговорили у костра. Гейб рассказывал о своем детстве. Об одержимости отца Блэкуэллами и «Крюгер-Брент», заживо пожиравшей его, как раковая опухоль.
– Я давно понял, что не хочу быть, как отец. Обозленным. Цепляющимся за прошлое. Я хотел сам выбрать себе дорогу.
– Значит, вам безразлична «Крюгер-Брент»? Не нужна?
Судя по тону, было ясно, что Лекси с трудом ему верит.
– Не нужна. Да и зачем? Для меня это всего лишь название. И потом, судя по тому, что я видел, она принесла вашей семье столько же страданий, сколько и богатств.
Может, Гейб прав. Но он не понимает. «Крюгер-Брент» – это как наркотик. Как только попадает в кровь, завладевает тобой. Остальное значения не имеет.
Чем больше Гейб откровенничал, тем яснее она понимала глубину связи с ее семьей, которую он так ценил. И дело не только в фамильных серых глазах и общем предке. В душе Гейба горела та же, что у Лекси, жажда приключений, то же магнетическое притяжение к Южной Африке. Он, подобно Робби, был наркоманом и выбрался из гибельной пропасти. Под внешностью мягкого, доброго человека крылись могучие амбиции.
Как у Лекси и Макса. Как у Кейт Блэкуэлл.
Гейб вырос в постоянно воевавшей семье. Семье, раздираемой горечью и завистью. Он говорил об отце, а Лекси вспоминала свою тетку Ив, порабощенную прошлым.
Он похож на Блэкуэллов. Но он не один из них.
И вдруг в мозгу словно загорелась стоваттная лампочка: Лекси осознала, почему так долго ненавидела Гейба. Все было так очевидно, что она громко рассмеялась.
– Что тут смешного? – удивился Гейб.
– Ничего.
Она завидует! Разве это не смешно? Завидует его свободе, доброте. Счастливому браку. Завидует способности заботиться о других. Об этих детях, зараженных ВИЧ. Трущобных семьях, для которых он и Диа построили дома. Он умеет чувствовать. Его сердце все еще открыто.
А ее замкнулось, когда ей было восемь.
В ту ночь Лекси лежала в палатке без сна. Нет, она не ошибается. Между ней и Гейбом что-то происходит. Она не придумывает. Все обстоит именно так.
Ей страстно хотелось встать, заползти в палатку Гейба и соблазнить его. Только чтобы понять, каково это, когда тебя хочет и любит кто-то настоящий. Кто-то цельный. Но в то же время она сознавала, что никогда этого не сделает. Гейб принадлежит другой женщине. И другому миру.
К тому времени как Гейб проснулся, Лекси уже покинула лагерь и через восемнадцать часов была в Нью-Йорке.
На следующей неделе фирме «Темплтон эстейтс» предложили пять процентов акций «Элизабет сентер» на крайне льготных условиях.
Лекси отвергла предложение.
Глава 23
Макс Уэбстер проводил свадебное путешествие в Южной Африке.
Он и Аннабел, его молодая жена-англичанка, бродили по Столовой горе. Аннабел побежала вперед. Длинные волосы с прядями медового цвета плясали на ветру. Ноги тонули в цветочном ковре. С лазурного неба сияло слепящее солнце.
– Осторожнее! Не подходи к обрыву! – крикнул Макс, но ветер унес его слова. Аннабел мчалась вперед и пела старинную народную песню, которую пела мать Макса, купая малыша в ванне. Поразительно! Откуда она знает эту песню?
Макс пытался подпевать, но понял, что забыл мелодию.
Остальные туристы ушли. Они были одни. И расстояние между ними все росло. Аннабел встала на обрыве!
– Вернись! – завопил Макс. – Это опасно!
– Что ты сказал?
Слава Богу! Она его услышала.
Аннабел остановилась и повернулась. Теперь Макс видел ее лицо. Только лицо было не ее, а Лекси. Это Лекси раскачивалась над пропастью, как беспечный ребенок.
Макс бросился к ней:
– Лекси, вернись! Я люблю тебя! Прости!
Он протянул руку, чтобы оттащить ее от пропасти, но было слишком поздно. Его пальцы прошли сквозь ее ладонь. Она пошатнулась и упала.
Макс прыгнул за ней. Они сжимали друг друга в объятиях, летя вниз, и земля поднялась, чтобы встретить их. И тут лицо Лекси стало таять, как нагретый пластик. Она на глазах преображалась в Ив.
– Ты убил Кита. Прикончил родного отца. Неужели воображал, будто это сойдет тебе с рук?
– Но, мама, я сделал это ради тебя. Все было ради тебя! Мама!
– Макс!
Аннабел Уэбстер отчаянно трясла мужа за плечо:
– Макс! Проснись, дорогой! Все хорошо. Это кошмарный сон, только и всего.
Она держала его в объятиях, как ребенка, пока он не успокоился. Его снова терзали кошмары. Вот уже третий раз на этой неделе. Очевидно, таблетки, прописанные доктором Баррингтоном, не действовали.
Дождавшись, пока он перестанет трястись в ознобе, Аннабел сказала:
– Милый, ты должен с кем-то посоветоваться. С тобой что-то неладно.
Макс промокнул лоб простыней и откинулся на подушки.
– Я в порядке. Немного устаю на работе. Вот и все. Пройдет. Постарайся уснуть.
* * *
Женитьба была идеей Ив. Все и всегда было идеей Ив.
Всякий раз, когда они обедали вместе, она донимала Макса:
– Тебе нужен наследник. Тот, кто займет твое место и исправит твои ошибки. Тот, кто вернет величие «Крюгер-Брент».
– Я пытаюсь, ма, – слабо отбивался Макс.
– И ничего не выходит. Женись!
Макс понимал, что руководитель из него никакой. Знал, что яркий свет компании меркнет, медленно угасает, как умирающая звезда. А то обстоятельство, что мать оспаривала каждое его решение, заставляла принимать тот или иной курс, а потом винила за то, что ожидаемых прибылей не наблюдалось, только ухудшало положение.
