Врач была женщиной. Интересно, она сама делала когда-нибудь аборт? И как вообще врачи приходят в эту клинику?
– Как только введем наркоз, начинайте обратный счет от двадцати. Договорились?
Болезненный укол.
– Начинайте считать.
– Двадцать, девятнадцать…
Лекси подумала о матери, давшей ей жизнь. Думала ли она, что может умереть? Что пожертвует своей жизнью ради новой жизни, зародившейся в ее чреве?
– …пятнадцать, четырнадцать…
Лицо Макса. Он брал ее. Бешено. Страстно. Она кончала, выкрикивая его имя.
– …двенадцать, одиннадцать…
Свет медленно мерк. Она почувствовала, что тонет, глубже и глубже скользя в темноту.
Гейб! Гейб здесь! Он что-то говорил. Она видела его лицо. Видела, как шевелятся губы, но не слышала ни единого слова. Но почему он яростно машет руками? Что-то неладно.
– Прости… Прости, Гейб, – пробормотала она.
И тут он исчез.
Сначала она подумала, что спит. Только когда Гейб взял ее за руку, она поняла, что он действительно с ней.
Она лежала в больничной палате, в той самой, где находилась перед операцией. Рядом сидел Гейб.
– Что случилось? Все закончилось?
Он поцеловал ее в лоб.
– Ты имеешь в виду операцию? Нет. Я не позволил. Убедил доктора, что ты все еще не уверена.
Из глаз Лекси полились слезы.
– Я ошибся? Ты так сильно хотела избавиться от ребенка? – тоскливо спросил он. – Это ведь наш ребенок, верно?
Лекси с несчастным видом кивнула.
– Как ты узнал, что я здесь?
Гейб рассказал, как сел на первый же самолет из Кейптауна, потому что больше не мог без нее жить.
– Я ехал в отель, но в последний момент передумал и остановился у прежнего здания «Темплтон».
– «Крюгер-Брент», – прошептала Лекси.
– Знаю. Я надеялся, что ты перебралась туда, но наверняка ничего не знал. К счастью, в лифте я встретил Огаста Сэндфорда. Увидев меня, он изменился в лице. Я понял, что случилось нечто ужасное.
– Огаст тебе рассказал?!
– Не сердись. Я заставил его сделать это. И сразу же помчался сюда, но мне сообщили, что ты уже в операционной. Господи!.. – Гейб покачал головой. – Опоздай я на тридцать секунд… почему ты не сказала, что беременна?
Лекси протянула руку и коснулась его лица.
– Не хотела тебя ранить. И без того уже причинила тебе столько зла. Просто знала, что не могу его сохранить.
– Но почему? – дрожащим голосом спросил Гейб. – Чего ты боишься, Лекси?
Наконец все прояснилось. Ее ужас перед родами, уверенность в том, что даже если она выживет, станет никудышной матерью.
– Я не ты, – всхлипывала она. – Я другая. Мы с Максом другие. Мы родились с этой… одержимостью. Полагаю, ты так это называешь. Макс хотел заполучить «Крюгер-Брент» так же страстно, как я. Это я убила его, Гейб. – Она сжала ладонями виски. – Отняв у него компанию, я подписала ему смертный приговор.
Вся скорбь, которую она так долго подавляла, вырвалась из нее, как изгнанный демон. Лекси так долго ненавидела Макса, что убедила себя: любовь умерла. Но оказалось, это не так. С гибелью Макса умерла часть ее самой. Теперь она это знала.
Гейб позволил ей выговориться. Когда слезы иссякли, он мягко сказал:
– Ты не убивала Макса, Лекси. Он был болен. Он покончил с собой.
– Но, Гейб, ты не знаешь. Не знаешь меня. Я сделала нечто ужасное. Непростительное.
– На свете нет ничего непростительного.
Гейб погладил ее волосы.
– Поэтому я прилетел. Мне все равно, что бы ты ни сделала. Я люблю тебя. Люблю такой, какая ты есть.
– Гейб, ты ведь ничего обо мне не знаешь.
– Нет… и не собираюсь узнавать. Это я раньше думал, что хочу услышать правду. Не хочу. Прошлое есть прошлое. Его нельзя изменить. Я смотрю в будущее. Наше будущее, – уточнил он, погладив ее живот. – Роди этого ребенка, Лекси. Выходи за меня. Понятно, что «Крюгер-Брент» всегда будет на первом месте. Но я согласен довольствоваться вторым, если это нужно для того, чтобы быть с тобой.
Гейб распахнул объятия, и Лекси бросилась ему на шею и прижалась так, словно от этого зависела ее жизнь. Она так любит его, что страшно становится. А ребенок…
– Я боюсь, Гейб, – прошептала она, наконец отстраняясь. – Моя мать умерла, когда рожала меня. Бабушка умерла, когда рожала ее. Я даже не смерти боюсь. Мне страшно умереть, прежде чем удастся вернуть «Крюгер-Брент» былое величие.
Гейб смотрел на нее со смесью жалости и изумления.
Хуже всего, что она говорит искренне…
– Ты не умрешь, Лекси. Выходи за меня.
«Не могу. Все равно ничего не получится. Ты почти ничего обо мне не знаешь. И не должен узнать».
– Я согласна.
Гейб просиял:
– Правда! Ты станешь моей женой?
– Да!
Лекси смеялась и плакала, гладила и целовала его, не в силах отпустить.
– Да, я выйду за тебя. Я так тебя люблю!
Она знала, что не заслуживает хеппи-энда. Но так хотела, чтобы все хорошо кончилось!
«Крюгер-Брент». Гейб. Ребенок.
Наконец Лекси Темплтон получит все!
Ив знала, что конец близок. Она чувствовала, как смерть смыкает кольцо, которое нет сил разомкнуть. Паника тошнотой подступала к горлу.
«Нет! Рано! Мое время еще не пришло! Пожалуйста! Я должна жить!»
Она молода и красива, куда красивее Алекс! Мужчины готовы были перегрызть друг другу глотки за честь оказаться в ее постели. Она Богиня: богатая, неотразимая, неприступная.
Но тут явились призраки и все испортили.
Кейт Блэкуэлл, ее бабка:
– Ты порочное дитя, Ив. Александра унаследует «Крюгер-Брент». Ты ничего не получишь.
Кит Уэбстер:
– Это всего лишь незначительная операция. Избавишься от тонких морщинок в уголках глаз. Не волнуйся, дорогая. Я позабочусь о тебе.
Макс, ее цыганенок, ее спаситель:
– Мы идем на дно, мама. Кто-то играет на понижение с нашими акциями. Я ничего не могу сделать…
Глупцы, все они глупцы! Воры, лгуны и дураки!
Кейт Блэкуэлл прижимала одеяло к лицу Ив. Она не могла дышать.
Охваченная ужасом, Ив перестала владеть собой. В ноздри ударил едкий запах экскрементов и мочи. Она ощутила липкую влагу на ногах и спине.
Нет! Только не сейчас! Только не так!
Собрав последние силы, Ив оттолкнула бабку и сунула руку в ящик тумбочки. Узловатые пальцы отчаянно шарили по дну. Наконец она схватила бумагу и ручку и стала писать, быстро, едва различимым почерком. Потом сложила бумагу и написала имя на чистой стороне.
