Глава 7
Сюрприз
– Варламов! Иван Аркадьевич! Вот так сюрприз! – Елена Петровна от удивления и радости заорала на всю привокзальную площадь, напугав птиц и прохожих. Встретить своего старого знакомого на Белорусском вокзале она никак не ожидала. И не только на Белорусском, она вообще не ожидала увидеть Варламова в Москве. Вот гад, приперся в столицу златоглавую и даже не позвонил. Это после того, что между ними было! После пельменей со сметаной, запутанного расследования и поисков двух пропавших девушек, найти которых она ему помогла.
[3]
А ведь когда из Москвы улетал – клялся, что никогда ее не забудет. И вот вам, здрасьте пожалуйста! Не прошло и полугода! Приперся в Москву – и даже не позвонил. Ну да, она отказалась лететь в Париж на свадьбу Мишель и Мазина, хотя Иван Аркадьевич забронировал для нее отель и собирался оплатить все расходы. Странный человек Варламов: что она могла подарить молодоженам-миллионерам? Засохший фикус с подоконника? Или часы с кукушкой, которой она голову отвинтила? Да, она отказалась также приехать на премьеру его нового фильма в Вену, хотя все расходы, связанные с поездкой, режиссер брал на себя. Все, да не все! Откуда она, к примеру, могла взять вечерний наряд? Мысли на этот счет, правда, были: снять бархатную занавеску с окна спальни… (почти новую, цвета бордо, в мелкий сиреневый цветочек)… И сшить себе сногсшибательный наряд. Однако… Елена Петровна в последний момент передумала, решив, что одним вечерним платьем все равно никак не обойдешься, а другой бархатной занавески у нее не было. И вечерних туфель не было, и сумки, и красивых сапог, и денег, чтобы все это купить, у следователя прокуратуры тоже не было, а брать в долг Зотова не любила. В любом случае никто бы не дал. Разве что сам Варламов. Но не просить же у него! Она хоть и нищая, но гордая, стукнула себя кулаком в грудь Елена Петровна и отказалась от поездки. Да, она нашла предлог, чтобы не поехать на горнолыжный курорт в Швейцарию, куда Иван Аркадьевич настойчиво ее заманивал, соблазняя фондю и горячим глинтвейном. Почти соблазнил, фондю она один раз пробовала – понравилось, и глинтвейн любила. Пуховик теплый у нее имелся, ярко-розовый, красивый, шарф и шапка с ушами – эффектные, сама связала, но ведь пришлось бы и на лыжах кататься! С ее-то задницей пятьдесят четвертого размера! Один ее спуск – и все снежные лавины накрыли бы симпатичный городок Санкт-Мориц! Конец настал бы модному курорту, повторение гибели Помпеи случилось бы. Отчего мужчины такие глупые?! Ей, может, в Большой театр мечталось пойти и в консерваторию на любимого Шопена. Прилетел бы сам, пригласил на культурное мероприятие. А он – Париж, Вена, Санкт-Мориц! Тоже мне благодетель. Сожрал, понимаешь, в прошлый приезд все ее пельмени и сметану, нахально спал на ее диване, втянул ее в идиотские игры. Из-за него она посетила несколько жутких вернисажей авангардной живописи и шнурки на ботинках порвала! А он даже не сказал, что прилетит в Москву. Неужели так сильно обиделся из-за того, что она его прокатила? Елки-палки, почему вчера она не сделала маникюр? И стрижка у нее отросла до безобразия. Корова!
На лице режиссера обида не читалась, выглядел он смущенным и растерянным, очевидно, тоже совсем не ожидал увидеть здесь свою приятельницу.
– Лена, голубушка, как я рад тебя видеть! – робко улыбнулся режиссер и попытался Зотову обнять, но Елена Петровна сделала такое страшное лицо, что Варламов передумал.
Зотова расстроилась.
– Как поживаете, голубчик? – равнодушно поинтересовалась Елена Петровна.
– Поживаю – не сказать чтобы плохо. Нормально поживаю. Прилетел вот… на днях. Буквально вчера. Знакомого встречаю. Он должен скоро прибыть на берлинском поезде, – уточнил Иван Аркадьевич, разглядывая свои дорогие, начищенные до блеска ботинки. Как всегда, он выглядел подтянутым и моложавым. Аккуратная бородка, длинные седые волосы зачесаны назад, потертые джинсы, водолазка, легкая замшевая куртка. Какое счастье, что она не приняла его приглашения! Ни к чему это ей все. Ни к чему…
– Надо же, я тоже знакомого встречаю. И он тоже должен прибыть на берлинском поезде. Какое совпадение, однако! Надеюсь, ваш знакомый не в седьмом вагоне едет? – поинтересовалась Елена Петровна.
– Представьте себе, голубушка, мой знакомый тоже едет в седьмом вагоне, – нахмурился Иван Аркадьевич. – На «вы», значит, снова? – расстроился всемирно известный режиссер, поправив очочки в золотой оправе.
– На «ты» я только друзей называю, а вы, Иван Аркадьевич, к этой категории людей не относитесь. Снова, значит, совпадение… Что-то слишком много совпадений за один день. Не нравится мне это. Ладно, приятно было повидаться. Мне пора, всего хорошего.
– Лена, Елена Петровна, я хочу объяснить…
– Обойдусь без ваших объяснений. Мне все равно. – Елена Петровна сухо улыбнулась и засеменила к платформе.
– Я хотел сюрприз сделать! Подарки привез! – заголосил вслед режиссер.
Зотова сбавила темп, подарки она любила, но обида не отпускала. Интересно, он только что про подарки придумал? Или на самом деле собирался ей сделать сюрприз?
– Как твоего знакомого зовут? – обернулась она, решив немного смягчить ситуацию. – Надеюсь, не Артемий Холмогоров?
– Нет, – расцвел в улыбке режиссер.
– Слава богу, – вздохнула Елена Петровна и отвернулась.
До прибытия поезда оставалось пять минут, но приближение неприятностей майор юстиции Елена Петровна Зотова почувствовала раньше, заметив на платформе сотрудников транспортной прокуратуры и милиционеров линейного управления внутренних дел, которые сгруппировались как раз в районе остановки седьмого вагона.
– Елена Петровна, что происходит? – подошел к ней Трофимов и кивнул в сторону транспортников.
Зотова растерянно пожала плечами и направилась выяснять обстановку. Варламов остался стоять на перроне, с изумлением глядя на толпу ментов. Нехорошие предчувствия сбылись полностью: главного подозреваемого по делу об убийстве в Петрушеве грохнули.
* * *
– Ни хрена себе! – Криминалист Владимир Рыжов бродил по седьмому вагону поезда номер тринадцать и никак не мог успокоиться. – Блин, убийство в Восточном экспрессе, часть вторая. Два трупешника. Ни хрена себе!
– Ага. – За криминалистом хвостом бегал лейтенант из транспортной милиции, дежурный по поезду, и судорожно кивал.
Это он сообщил о происшествии в линейное управление внутренних дел. Судя по выражению его рябого лица и остекленевшим бессмысленным глазам, товарищ пребывал в шоке. Нечасто, видно, ему приходилось сталкиваться с убийствами на поездах международного следования. Впрочем, в шоке пребывали все: и пассажиры вагона, которым не разрешили выходить из купе, и проводница, обнаружившая трупы, и начальник поезда, и оперативно-следственная бригада, включая саму Зотову. Только она вышла на Холмогорова – и вот пожалуйста, кто-то убил журналиста! Как это понимать? Пришлось забирать в свое производство это дело: прокурор посчитал, что убийство журналиста и смерть молодой девушки, распятой на кресте, тесно связаны между собой. Ясное дело, связаны – кто бы спорил! Транспортники от этой новости пришли в неописуемый восторг, слили ей дело без разговоров, но работать предстояло в любом случае в тесном с ними взаимодействии. Милиционеры из линейного отделения внутренних дел оперативно опрашивали пассажиров, чтобы не держать людей в душных вагонах. Организовали охрану места происшествия. Пока ждали следственно-оперативную группу, Зотова побеседовала с пассажирами, которым посчастливилось попутешествовать в седьмом вагоне. Трофимов утешал проводницу, отпаивая ее чаем с валерьянкой. Через полчаса приехали эксперты. Пригласили понятых. Можно было приступать. Настроение было упадническое, версий в голове – ноль. К тому же Венечка огорошил ее с утра новостью, что психиатр Холмогорова, Иван Васильевич Соланчаков, скончался три месяца назад. Пребывая в старческом маразме, поставил на плиту молоко и лег вздремнуть. Молоко убежало, залило конфорку, доктор надышался газом и больше не проснулся. Не вовремя доктор умер! Как ей теперь доказывать причастность тележурналиста к убийству неизвестной девушки? Ответы на запросы по без вести пропавшим и проверке следов пальцев по республиканской дактилоскопической картотеке пока не пришли. Одно обнадеживало: возможно, теперь Алена Цыплакова даст официальные показания – бояться ей больше некого. Дозвониться до редактора и сообщить ей о смерти мужа пока не получилось. Собственно, Зотова не очень-то активно ее искала, не любила она сообщать печальные новости, надеялась, что, прежде чем получится связаться с редактором, Цыплакова сама узнает о происшествии из средств массовой информации или от знакомых.
