Пока шел обыск, Ирина сидела на диване в гостиной, глядя в одну точку. На вопрос, где Холмогоров держит свой архив, Белкина рассеянно пожала плечами. Информацией о девушке, которая побывала у телеведущего в гостях незадолго до его поездки в Берлин, Ирина тоже не владела.
– Где мы можем спокойно поговорить? – спросила Зотова, раздав поручения операм и экспертам.
– В кухне. Я сварю вам кофе, – сказала Ирина и поднялась.
Белкина прошла в кухню, открыла шкафчик и долго стояла, глядя на полки, уставленные банками и упаковками с разными сортами кофе. Богатый ассортимент, завистливо отметила Елена Петровна. Некоторые сорта Зотова никогда не пробовала. Так и не определившись с выбором, Ирина закрыла дверцу, облокотилась о плиту.
– Устала, – виновато улыбнулась она. – Может, ущипнете меня за руку, а то мне все время кажется, что я сплю.
– Давайте лучше я сама кофе вам сварю, – предложила Зотова и, усадив Белкину на стул, принялась хозяйничать.
Кофе Ирину расслабил и развязал ей язык, но отвечала на вопросы Белкина невпопад, каждый раз уводя разговор в философский смысл бытия, отвлекалась на посторонние темы. Ирина делала это не нарочно, ее рафинированную натуру уносило не в ту степь спонтанно. С ней было непросто, но Зотова поймала себя на мысли, что разговаривать с Белкиной приятнее, чем с женой Холмогорова. В Ирине не было ни капли снобизма. Она вела себя благожелательно, прекрасно понимала, что несовершенна, но не пыталась казаться лучше, чем есть. Алена Цыплакова прятала комплексы за имиджем независимой успешной женщины, маскировала пигментные пятна своей биографии, страстно мечтала, чтобы люди не воспринимали ее как провинциальную девочку. Ирина была естественной, на общественное мнение ей было плевать, она жила в ладу с собой. Две женщины, не похожие друг на друга, как луна с солнцем. Любопытно было бы узнать, как складывались отношения у Холмогорова с Ириной. Что их связывало?
– Темка, милый мой Темка… – Ирина закрыла глаза, посидела так некоторое время, потерла виски. – Я почти не спала прошлую ночь, все время ворочалась. На душе тревожно было. Предчувствовала беду, сердцем предчувствовала. – Ирина, словно в подтверждение своих слов, приложила ухоженную руку к груди. Елена Петровна покосилась на красивые пальцы Ирины, тонкие, творческие, украшенные изысканным маникюром, явно сделанным в дорогом салоне, и, подавив желание спрятать свои пальцы с заусенцами под стол, задала следующий вопрос:
– Вы знали, что у Холмогорова были проблемы со здоровьем?
Ирина заметно смутилась, на ее бледном лице появилось подобие румянца.
– Вообще-то знала, – сказала она после паузы. – Темочка мне рассказал по секрету про свое… нездоровье. Напился как-то и… – Ирина снова умолкла, посмотрела на Зотову тревожно. – Вы считаете, что это важно? Что это как-то поможет в расследовании его смерти?
– Все важно. Рассказывайте, Ира, – поторопила Елена Петровна.
– Мне не хотелось бы, чтобы эта информация выплыла наружу. Вы можете мне это обещать?
Зотова с готовностью кивнула. Она всегда с готовностью кивала, когда свидетели просили ее что-то им пообещать. От кивка, что называется, с нее не убудет, а дело с места сдвинется. Пока преступник на свободе разгуливает, мораль у нее одна – найти его и засадить за решетку.
– Слава на Темочку свалилась неожиданно. Очень долго он пытался пробиться на Центральное телевидение, работал репортером кабельных каналов, вел какие-то программы, но его не замечали. Он уже и надеяться перестал, и вдруг – приглашение от продюсеров на ОРТ. Уже после выхода первого эфира он, что называется, проснулся знаменитым. Популярность – серьезное испытание. В первую очередь – это ответственность: даже когда устаешь, нужно держать лицо, улыбаться с экрана, выглядеть бодрым, и неважно, что у тебя на душе. В результате – нервное перенапряжение, стресс, депрессия… Артема это не обошло, начались проблемы, он стал совершенно неадекватным, нервным, раздражительным, срывался по любому поводу. Он всегда был очень эмоциональным и несдержанным, с детства. В восьмом классе из дома сбегал, родителям что-то пытался доказать, – улыбнулась Ирина. – Нашли его в Прибалтике. Такой дурашка! Так вот, он мне открылся. Представляете, как тяжело ему было мне об этом рассказать? Я помогла ему найти врача. Холмогоров, правда, упирался, не хотел идти. Говорил, что пьет специальное лекарство и все скоро пройдет. Дошло до того, что я его буквально за шкирку к врачу привела. Марина Аркадьевна – прекрасный психотерапевт, высококлассный специалист в своей области, на нее во всем можно положиться. Артем сразу пошел с ней на контакт, поверил ей – это очень важно, доверять своему доктору. Сейчас жизнь такая пошла, ужасная жизнь! Некоторые ради денег на все идут, лекарства ненужные впаривают пациентам: на провизорских договорах сидят, с каждого проданного разрекламированного лекарства процент получают от фармакологических компаний. В страшное время мы живем! Что говорить об информации о пациенте – любой журналист «жареную» правду о Холмогорове с руками бы оторвал, поэтому Артем довольно долго со своей проблемой жил, боялся огласки.
– Вы как-то связаны с медициной? Откуда у вас такие сведения? – спросила Зотова.
– С медициной я связана узами Гименея. У меня муж врач. – Ирина допила свой кофе и перевернула чашку вверх дном на блюдце. – Погадать вам? – спросила она.
Елена Петровна перевернула свою чашечку и с любопытством посмотрела на Белкину. Гадать на кофейной гуще Зотова и сама любила, однажды она четко предсказала большие неприятности известному олигарху. Впрочем, чтобы узнать о будущих проблемах олигарха, Елене Петровне в чашку смотреть было необязательно. Олигарх не остался в долгу, в отместку нагадал ей увольнение. Угадал – вскоре она ушла с Петровки в прокуратуру, куда ее уже давно заманивали.
Ирина придвинула к себе блюдце Елены Петровны, осторожно взяла чашку двумя пальчиками за ручку и заглянула внутрь.
– Насколько я знаю, вы Строгановское училище окончили? Диплом получили. Почему же по специальности не стали работать? – спросила Елена Петровна, вытягивая шею и пытаясь разглядеть кофейный узор на дне своей чашки.
– Женщин в эту область не особенно пускают, это прерогатива мужчин. И потом, архитектура очень консервативна, а я по натуре – свободный художник. Сейчас работаю ландшафтным дизайнером – облагораживаю приусадебные фазенды российских нуворишей. Тоже, конечно, не особенно развернешься, но все же простора для фантазии больше.
– Это вы ухаживаете за цветником Холмогорова?
– Да, я. Это мои цветы. У дочки внезапно аллергия началась, пришлось от растений избавляться, но рука не поднялась цветы убить. Тема мне площадь предоставил с условием, что я буду сама за ними смотреть. Два раза в неделю мотаюсь сюда, в среду и субботу. В последнюю субботу не смогла приехать. У меня дочка приболела. Артем умер, и теперь цветы тоже умрут. Алена не пустит меня на порог этой квартиры. Странно… – Ирина осторожно отставила чашку на блюдце и впервые посмотрела Зотовой в глаза.
– Что там? Все плохо? – ненавязчиво поинтересовалась следователь, ощутив в душе неприятный холодок.
