«Конопушка» заверещала во все горло, видно, ее мать исполнила свое обещание. Верещание смолкло, послышались обиженное сопение, всхлипывания и шепот.
Над лицом склонилась крепкая женщина в фуражке и оранжевой куртке, вероятно работница железной дороги.
– Мать честная! Не обманула, болтушка. Ни хрена се… Прости, господи, душу мою грешную! Что ж это деется? Батюшки-светы! – воскликнула женщина и размашисто перекрестилась. – Что случилось? Вам плохо?
– Eletto! Devi farlo in ogni caso! Eletto!
– О как! – ошалела железнодорожница.
– Eletto! Devi farlo in ogni caso! Devi farlo… А-а-а-а-а!!! – крик разнесся над лесом эхом. Очередная попытка встать успехом не увенчалась, в глазах потемнело.
– Тихо, тихо! – забеспокоилась женщина. – Поняла я все, поняла. Успокойтесь, матушка. В смысле, сестра. Господи ты боже мой! Лежите, не вставайте.
– Eletto! Devi farlo in ogni caso! Devi farlo… – еще одна попытка подняться – и вновь безуспешная.
– О, нет! Не понимает ни хрена. Щас, как же это? Май нейм из Василиса. А лайк Ландон. Велком ту Совьет Юнион. Блин, не то че-то леплю. А! Слип вел. Би хеппи. Донт вори! Короче, лежите! Донт стенд, блин!!! Может статься, у вас перелом позвонков. – Василиса театрально похлопала себя по спине и изобразила на лице гримасу боли. – Или сотрясение. Секир башка – андерстенд? – Железнодорожница ребром ладони провела по своему горлу, высунула язык и выкатила глаза.
– Она, мам, по-английски не понимает. На другом языке говорит, уж я-то знаю, – прыснула со смеха девчушка. – Римка она, видать. Значит, по-римски ей надо все втолковывать.
– По-римски! Я тебе что – Цезарь?!
– При чем тут салат, мам? – в очередной раз хихикнула девочка.
– Дура ты, Настена, – без злобы выругалась женщина и улыбнулась. – Цезарь – это римский царь такой был. А салат уже в его честь обозвали.
– Как торт «Наполеон»? Да, мам?
– Да, как торт. Все, хватит болтать! Давай живо за Кузьмой дуй! Ливень скоро начнется. Надобно ее в дом снести. Мне одной не управиться.
Настя пулей метнулась выполнять поручение.
– Покрывало лоскутное с постели захвати! – закричала ей вслед Василиса.
Начался дождь, зашуршали капли по траве и листве, вдалеке послышался раскат грома. Женщина выругалась, глядя на небо, стянула с себя форменную курточку, но вновь надела ее, услышав стремительно приближающийся голос своей дочки.
– Сюда, дядя Кузя! Быстрее! Гроза идет! Ща как бабахнет! Боюся я! Ой, как боюся шибко! – орала Настена, ломая по ходу движения ветки деревьев и кустов. Добежав до места, Настя поскользнулась и кубарем свалилась на землю.
– Непутевая! – пожурила ее мать, рывком поставила дочку на ноги, отряхнула. – Покрывало где?
Ответить Настя не успела.
– Васька! Куды заначку заныкала! Сознавайся, курва! Порешу! – пошатываясь, из-за деревьев выпал по-боевому настроенный худощавый мужичонка в ватнике, с разноцветным кульком в руках.
Резко запахло чесноком и перегаром.
– Опять надрался, козлодой! – устало вздохнула Василиса. – Да что же это за жизнь такая! Щас я тебе такую заначку устрою!
– Дык я ж токо рюмашку принял. Для сугрева. На дворе к вечеру холодат, – попытался оправдаться мужик, но боевого настроя до конца не растерял, по-прежнему выпячивая хилую грудь.
– В башке твоей холодат, рожа бесстыжая. – Женщина отвесила Кузьме смачную профилактическую затрещину, мужик отлетел в сторону, поцеловался с березой и окончательно присмирел.
Настена хихикнула в кулачок и бросилась к матери, помогать раскладывать одеяло на земле. Василиса отстранила дочку и одна легко перевалила безвольное тело на подстилку.
– Эх, долюшка наша тяжкая! Только смену отработала, и нате вам – Настена преподнесла очередной киндерсюрпрыз, полумертвую монахиню у путей нашла. Не знаю даже, как звать вас, сестра. Вот из ёр нейм?
– Eletto! Devi farlo in ogni caso!
– Слышь, Настена, похоже, все ж таки понимает она по-английски. Элета Дева Фарло Иноньия Каза ее звать. Однозначно, мексиканка, а не римка. Римок так длинно не зовут.
– Красиво! – завистливо вздохнула Настена.
– Да, звучное имя, но я буду ее просто Элетой звать, иначе язык поломаешь. Угораздило же вас, сестра Элета, вывалиться из поезда в нашей мухосрани! Медицинский центр был здесь поблизости – развалился. Из докторов у нас остался один ветеринар, хороший доктор, только он специалист по осеменению коров. Да и тот с прошлой недели в запое. Ладно, будем живы – не помрем. Ну что, в путь! – Ухватив конец одеяла у головы, благословилась Василиса и обернулась к своему благоверному: – Что встал истуканом, козлодой! В ногах с Настеной берись. Раз, два – подняли… Тяжелая ты, сестрица Элета! – прокряхтела Василиса, маршевым шагом увлекая за собой одеяло с грузом и следующий за ним гуськом эскорт.
Ехать на женщине, ребенке и пьяном мужике было стыдно. Благо путь был недолог, от силы минут пять. К жилищу Василисы подошли со стороны леса. Рубленый, потемневший от времени домик с облупившимися резными ставнями ютился на самом отшибе деревеньки или села. Во дворе, обнесенном покосившимся забором, их встретила худая грязная псина с печальными глазами. Брехливо всех облаяв, собаченция проводила процессию до крыльца, радостно шуганула со ступенек рыжую кошку, получила пинок под зад от хозяина, взвизгнула и притихла.
В доме оказалось тепло, пахло дровами, капустой и сушеными грибами, по-родному как-то пахло, на душе сразу стало спокойно, потянуло в сон, глаза сами собой закрылись. Сквозь дрему слышны были голоса.
– Померла баба! – охнул Кузьма.
– Типун тебе на язык, дурная твоя башка! – выругалась Василиса. – Дышит ровно, губы розовые. Уснула она. Пусть спит. Одежду с нее снимать не будем, разбудим еще. Да и неловко как-то. Монахиня все-таки. Может, не положено им при посторонних обнажаться. Перинку бабкину с чердака принеси. У печи сестру положим, столько времени на земле пролежала, бедная! А в тепле все хвори быстрей проходят.
– Мам, а почему тети в монастырь уходят? – поинтересовалась Настена.
– А шут их знает, чего им в нормальной жизни не живется. Хотя… ты на нее погляди. С такой внешностью одна дорога – в монастырь. Ни один мужик на такое не позарится. Не найдешь с такой внешностью простого женского счастья.
– Мам, а с моей внешностью простое женское счастье найдешь? В классе все мальчишки меня дразнят оборванкой и рыжей дурой. Измучилася я прямо вся, мам, тумаки им раздавать. Может, мне тоже в монастырь уйти?
– Дурочка. Ты у меня красавица, приодеть бы тебя только, – ласково отозвалась Василиса и зашептала: – Колечко у меня есть в заначке, золотое с камушком. Берегла тебе на свадьбу. Ну да ладно. В город поеду, продам и справлю тебе новые ботиночки, может, и на курточку останется. Будешь как принцесса.
