– Почему?
– Потому что много лет тому назад у него в автокатастрофе погибли родители и невеста. Случилось все за пару недель до свадьбы. Родители были моими приятелями, и я стал невольным свидетелем тех печальных событий.
– Виновники той аварии понесли наказание? – осторожно уточнила Зотова.
Варламов рассмеялся.
– Лена, Лена, я понял, к чему ты клонишь! Цепляешься за соломинку, чтобы найти любой мотив и за него ухватиться. Подозревать Чуйкова во всех смертных грехах тебе удобней, правда? Должен тебя разочаровать: Холмогоров к той трагедии не имеет ровным счетом никакого отношения, как и члены его семьи. Произошел несчастный случай. Дело было весной. Приближался день рождения Николая, все собирались отпраздновать на даче, погода располагала. Родители решили поехать на день раньше, чтобы привести дом в порядок и все приготовить к празднованию, невеста вызвалась им помочь. К вечеру внезапно похолодало, но от своих планов они не отказались, поехали. В Москве было сухо уже, а за городом – гололед. Резина летняя, отец не справился с управлением и вылетел с моста в глубокий овраг. Все погибли на месте. На следующий день Николай собирался приехать на дачу на электричке, а вместо этого оказался на опознании в морге. Вскоре после тех трагических событий Чуйков уехал в Штаты, поступил в Стенфорд, получил там докторскую степень, потом перебрался в Германию. Ему предложили место в Берлинском университете искусств. Он получил немецкое гражданство, там и осел.
– Жестокий ты, Иван Аркадьевич. Зачем уговорил Чуйкова вернуться в Москву? Чтобы он вновь пережил ту страшную трагедию?
– Иной раз полезно до конца выдавить гнойный нарыв, чтобы он больше не болел, – жестко сказал Варламов.
Некоторое время они с ненавистью смотрели друг другу в глаза. Зотова сдалась первой, отвела взгляд, зашуршала протоколами. Варламов прав: она упрямо пыталась всунуть в картинку пазлы из другой коробки. Сейчас нужный пазл нашелся и встал на место. Не монахиня, а гражданин Чуйков стал свидетелем убийства Холмогорова! Именно он, а не старуха закрыла дверь в купе, чтобы спрятаться от убийцы, а после сиганул в окно, чтобы спастись. Рыжову она уши открутит однозначно, это ведь он ее сбил своим заявлением, что Чуйков профессионально вылез из окна. Хотя, кто знает, возможно, он действительно грамотно вылез, раз жив остался. Выходит, пока они дурью маялись, настоящий убийца спокойно вышел на Белорусском вокзале, затем, не напрягаясь, вернулся в то место, где Николай Владимирович Чуйков спрыгнул с поезда, чтобы вычислить его и избавиться от свидетеля. Вычислил, но снова по счастливой случайности Чуйков остался в живых. Пострадали невинные люди, которые, вероятно, его приютили. Девочку он, возможно, взял с собой, чтобы ее спасти. Хороший человек, однако! Молодец Варламов, от куриной слепоты ее излечил. Непонятно, почему Чуйков в милицию до сих пор не обратился? Боится, что ему не поверят, или возможности нет? Неважно, Чуйкова нужно искать, пока убийца его не обнаружил первым.
Телефонный звонок отвлек Елену Петровну от размышлений.
– Вот все и объяснилось, – сказала она. – Вещи, деньги и документы Чуйкова нашлись. В лесополосе рядом с железнодорожным полотном. Теперь ясно, почему он до сих пор не объявился. У него ни денег, ни документов нет. Где, ты говоришь, конференция проходит? – спросила Зотова. – В пансионате «Кантри Парк»? Думаю, что Чуйков туда направляется. После публикаций в газетах объявлений о розыске убийца теперь знает, как доктора зовут, и может легко выяснить, с какой целью Николай Владимирович ехал в Москву. Надежда на то, что, прочитав газету, он узнает о подозрениях прокуратуры в адрес Николая Владимировича и оставит его в покое, – слабая. Значит, киллер явится туда. Я все резервы подключу, направлю в пансионат наших сотрудников, они будут внимательно наблюдать за отелем. А ты позвони, если вдруг Николай Владимирович как-то даст о себе знать, я сразу организую ему охрану. И прости меня, – виновато улыбнулась Зотова. – Надо было раньше это сделать.
– Не волнуйся, за пансионатом уже ведется круглосуточное наблюдение, но лишние меры безопасности не помешают. Ты меня тоже прости, Лена. – Варламов поднялся и склонился над столом, облокотившись ладонями о столешницу. Его лицо оказалось в непосредственной близости от ее лица, и Елена Петровна с трудом удержала равновесие на стуле. Первая мысль, которая пришла в голову, – сейчас он ее поцелует. Вторая – как жаль, что она недавно съела бутерброд с колбасой. Третья – в это время обязательно кто-нибудь войдет, и ее репутации придет конец. Какие глупости, у нее безупречная репутация, блаженно подумала она и прикрыла глаза. Варламов же целовать ее почему-то не торопился.
– Ты что, читаешь «Bild»? – спросил Иван Аркадьевич.
– Что я читаю? – растерялась Елена Петровна.
– Немецкие газеты.
– Почему? – басом поинтересовалась Зотова.
– Потому что она у тебя на столе лежит, – помахал перед ее носом газетой Варламов, уселся обратно на стул, закинул ногу на ногу и зашелестел страницами.
– Эта газета лежала у Холмогорова в портфеле, – мрачно сообщила она. – Можешь взять газету себе, и до свидания. У меня тут не читальный зал.
– Какая ты бываешь иногда нелюбезная, Лена, – оторвался от чтения режиссер. – Опять рассердилась ни с того ни с сего. Невыносимая ты женщина. – Варламов поднялся и сунул газету в карман. – Ладно, не переживай, у тебя все получится. Ты же умница. – Варламов вновь наклонился к Елене Петровне и чмокнул ее в щеку. – Когда все закончится, приглашаю тебя отобедать в самый лучший ресторан.
– Лучше приходи ко мне, я накормлю тебя пельменями, – улыбнулась Елена Петровна.
– Если честно, я пельмени терпеть не могу, – скривился Варламов. – Особенно те, которые ты покупаешь. Мерзость! Я пошел, до связи, Лена.
– Нахал! – возмутилась Елена Петровна, шаря глазами по столу, чтобы отыскать какой-нибудь тяжелый предмет.
Иван Аркадьевич бодро поскакал к выходу и успел закрыть за собой дверь, прежде чем Зотова с негодованием швырнула в него жестяную банку из-под кофе, приспособленную под пепельницу. Дверь снова открылась, и на пороге появилась девочка… худенькая, очкастая, вся в рюшах и кудряшках на голове.
– Здравствуйте, – пискнула она, озадаченно глядя на рассыпанные по полу окурки.
– Что тебе, лапочка? – улыбнулась Елена Петровна.
– У меня повестка, – продолжая пялиться на окурки, сообщила девочка, поправив кружавчики на кофточке. – Марина Аркадьевна Воронцова – я.
– Простите, ради бога! – Елена Петровна покраснела. – Вы очень… Э-э… Проходите, присаживайтесь, Марина Аркадьевна. Майор юстиции Зотова, следователь прокуратуры. Как неловко получилось. Еще раз простите.
– Помилуйте – за что? Меня в клинике вообще «мечтой педофила» называют. Врачи все такие ужасные циники. Так что обращение «лапочка» звучит очень даже мило, я нисколько не обиделась, – хихикнула Воронцова и присела на краешек стула, аккуратно разгладив складки юбочки. – Слушаю вас. Что случилось? – мягко спросила Воронцова, кукольное личико доктора приняло выражение благожелательного участия, глаза ее лучились теплотой.
