— Вот, собственно, и все. Я должен на что–то содержать семью, поэтому мне нужна работа.
— Я могу предложить вам работу, — ответил Фэррен. — Пхукет — прекрасное место для большой семьи. Недорогое. Безопасное. Не нужно вздрагивать каждый раз, как дети выходят на улицу.
— А что я буду там делать? — спросил я, и меня вдруг прорвало. Слова беспорядочно вырывались наружу, обнажая всю мою несостоятельность. — Образования у меня нет. Я был строителем, руководил собственной фирмой, но она прогорела. Больше я ничего не умею — только строить. И еще водить машину. Если я уеду на Пхукет, что я буду там делать? Работать шофером?
Его голубые глаза внимательно изучали мое лицо.
— Для начала — да, — ответил он. — А вообще начинайте мыслить шире. Белый человек приезжает в Таиланд не за тем, чтобы гнуть спину на плантации. — Фэррен проводил взглядом огромный «Боинг‑777», который с ревом взмыл в небо, потом снова повернулся ко мне и с улыбкой закончил: — Он приезжает за тем, чтобы плантацией управлять.
— Что же, это я могу, — ответил я.
Пять часов утра.
Небо все еще темное, но уже не поздно, а скорее рано.
Я открыл двери и вышел в маленький сад за домом. Стекла мы вставили, но от деревянной рамы кое–где были оторваны куски, и в полумраке эти места напоминали свежие раны. Я присел на ступеньку и принялся листать брошюру «Дикой пальмы», хотя знал каждую глянцевую страницу наизусть.
«Ваша дверь в рай». Теперь я понимал, почему на фотографиях нет людей: чтобы любой мог представить в этих домах себя.
В дальнем конце сада раздался шорох, и на заборе соседского дома возникла лиса, постояла с минуту в нерешительности и спрыгнула вниз. Моментально сработал сенсорный прожектор. Не глядя на меня, лиса захромала вперед. Я заметил, что у нее что–то с лапой. С левой передней. Лиса на нее не наступала. Потом она замерла, устало повесив голову, и прожектор погас.
— Нельзя как–нибудь ей помочь? — спросил внезапно оказавшийся подле меня Рори.
Он стоял на ступеньках босой, в одной пижаме и тер глаза. Я усадил его к себе на колени, думая о том, что скоро он станет для этого слишком большой и взрослый.
— Вряд ли, — ответил я.
Потом появились Тесс с Кивой. У жены сна не было ни в одном глазу, зато дочка пошатывалась от усталости. Они сели рядом с нами, и мы все вместе стали наблюдать, как лиса осторожно идет через сад.
— Можно позвонить в общество защиты животных, — предложила Кива.
— Они все равно ее не поймают, — отмахнулся Рори.
Над крышами вставало солнце. Когда первые лучи коснулись моего лица, на душе у меня полегчало. Я подумал, что солнце уж точно никогда нас не подведет. Пока оно дарит нам свет и тепло, ничего по–настоящему страшного с нами не случится. По–прежнему держа в руке брошюру «Дикой пальмы», я поднял глаза на Тесс — мне хотелось поговорить с ней, попытаться объяснить, что не все потеряно, что я получил еще один шанс и лучшие времена обязательно настанут, если только она сможет в меня поверить.
Жена смотрела на меня и улыбалась.
Она наклонилась, взяла меня за руку, и я понял, что все уже решено.
— Смотрите, — сказала Кива.
С огромным усилием лиса запрыгнула на забор в дальнем конце сада. Я с надеждой подумал, что это не перелом. Скорее всего, она порезала лапу, и рана скоро заживет.
Стоя на заборе, лиса обернулась и поглядела на нас.
— Она просто пытается выжить, правда? — сказал Рори.
Едва мой сын произнес эти слова, как лиса спрыгнула вниз и исчезла.
14
— Мне нужно кое о чем тебя попросить, — сказал Джесси. — Об одной услуге.
— Проси, — ответил я.
Его вид меня поразил. Джесси так похудел, что специальная тюремная форма, в которой заключенные выходят к посетителям — штаны и футболка, — болталась на нем, как на вешалке. Кожа под многодневной светлой щетиной была нездорового желтоватого цвета. Он все время нервно теребил приклеенный к плечу лейкопластырь, а когда заметил мой взгляд, пояснил:
— Мне поставили прививку. «Твинрикс». Классная штука. Сразу тебе и от гепатита A, и от гепатита B, и от туберкулеза. — Он слабо улыбнулся. — Как видишь, мы тут пользуемся всеми благами цивилизации.
Я дотронулся до другого его плеча:
— Как ты? Ничего, держишься?
— Меня скоро выпустят. Вернее, отправят домой. Остальных уже депортировали. Тебе повезло — легко отделался.
— А Фэррен?
Я не представлял себе остров без Фэррена.
— Его выслали первым, так что он теперь в Лондоне. Наверное, всю задницу уже отморозил.
Я подумал об английской зиме и мысленно увидел, как загорелый Фэррен идет по холодным лондонским улицам.
— Значит, расследования не будет? И суда тоже? — с внезапным облегчением спросил я.
— Им проще вытурить нас из страны. Как только деньги от мамы поступят на счет, меня посадят на самолет, а там я закутаюсь в одеяло и буду грызть орешки на высоте тридцати пяти тысяч футов. Депортация не самое страшное. Хуже, если внесут в черный список. Тогда в Таиланд мне путь заказан. На ближайшие девяносто девять лет по крайней мере.
— То есть через девяносто девять лет можно будет кататься туда–сюда сколько душе угодно? — спросил я, и мы оба улыбнулись.
Его слова насчет черного списка меня поразили.
— Они ведь не могут так поступить, правда? — спросил я.
Джесси усмехнулся:
— Они могут поступить как угодно, дружище. Это их страна.
Казалось, мы только теперь начинали это понимать.
Джесси снял цепочку, которую всегда носил на шее.
— Вот, возьми, — произнес он и положил цепочку передо мной.
На ней висело штук десять разных амулетов: зуб какого–то животного, фигурка Будды, талисман с надписью на незнакомом мне языке — позже я выяснил, что это кхмерский; брелоки из бронзы, дерева, олова; маленький глиняный черепок с вкраплениями блестящей пыли; подвески в виде колокольчиков, подвески круглые, как монеты, и овальные, с изображениями давно умерших монахов.
— На счастье? — спросил я. — Лучше оставь себе, а то вдруг твой самолет разобьется.
Джесси больше не улыбался.
— Такими вещами не шутят, — ответил он. — Это не просто побрякушки. Это настоящие амулеты. Я отдаю их тебе, чтобы ты смог оказать мне ту услугу, о которой я говорил.
Я думал, Джесси объяснит наконец, что от меня нужно, но вместо этого он принялся рассказывать об амулетах.
— В Ираке размещено четыреста сорок три тайских солдата, а оберегает их шесть тысяч амулетов.
