— Ну, тогда я за них спокоен.
— Я серьезно, Том. Над подобными материями лучше не смеяться.
— А я и не смеюсь, — со смехом ответил я.
Джесси принялся указывать пальцем на разные амулеты. Под ногтем у него была грязь.
— Вот этот защитит твою ананасовую плантацию от насекомых. Этот убережет водяного буйвола от болезни, а этот поможет наладить отношения с тещей.
— Спасибо, — вставил я. — Очень полезный подарок.
— Этот обеспечит хороший улов, — продолжил он, пропустив мое замечание мимо ушей. Глаза у него возбужденно блестели. — О! Вот этот поможет сдать на права с первого раза. Классная вещь. А этот…
— Джесси…
— Что?
Он поднял взгляд от лежащей между нами цепочки и посмотрел на меня.
— Ты на полном серьезе пытаешься меня убедить, что они действуют?
— Качество гарантировано, — ответил Джесси. — В ином случае мы вернем вам деньги.
А потом он рассказал, чего от меня хочет, и я решил, что вреда от этих амулетов точно не будет.
Я сунул руку под холодную воду и не вынимал, пока она не начала неметь. Боль немного утихла, но кровь продолжала идти. Тогда я оторвал от рулона бумажное полотенце и плотно прижал его к ране между большим и указательным пальцем.
Тесс внимательно наблюдала за мной.
— Что у тебя с рукой? — спросила она.
— Напоролся на крючок, пока рыбачил с господином Ботеном.
В лицо жене я старался не смотреть. Она знала меня как облупленного и с одного взгляда могла определить, что я вру.
Кива сидела за кухонным столом вместе с Кай — старшей сестрой Чатри, которая приходила заниматься английским вместе с братом. Сейчас, правда, она была не на уроке. Моя дочь собрала волосы девочки в хвост и держала перед ней ручное зеркальце.
— Видишь? — сказала Кива. — Ты такая красивая и даже об этом не знаешь.
Кай вежливо улыбнулась.
Тесс по–прежнему смотрела на меня.
— Да все в порядке, — проговорил я и вышел из кухни.
Рори и Чатри сидели на полу гостиной и разглядывали картинку в какой–то книге.
— Видишь? — говорил мой сын. — Таиланд похож на голову животного.
Он медленно провел пальцем с юга на север, вдоль границ с Камбоджой и Лаосом.
— Смотри — это ухо. Большое ухо лопухом.
— Большое ухо лопухом, — со смехом повторил Чатри — ему нравилось, как звучат непонятные английские слова.
Мистер сновал туда–сюда между мальчиками, отчаянно виляя хвостом и пытаясь обратить на себя внимание. Рори подхватил его на руки, и песик тут же обслюнявил ему все лицо.
— А это… — палец Рори заскользил на юго–запад, вдоль границы с Бирмой, — …это голова.
Затем он провел длинную линию с севера на юг.
— А здесь, внизу, где мы живем, — хобот. Теперь видишь? — Рори закрыл книгу «Природный мир Таиланда. Справочник туриста» и улыбнулся своему новому другу. — Наша страна похожа на голову слона.
Тесс стояла на пороге кухни. Она посмотрела на меня и улыбнулась. Мы оба думали об одном и том же.
«Наша страна». Еще несколько месяцев назад это прозвучало бы странно.
— Пойду в гараж, — с напускной небрежностью сказал я. — Надо осмотреть мотоцикл.
— Хорошо, — ответила ничего не подозревающая Тесс.
Я остановился перед закрытой дверью сарая и прислушался. В доме у соседей погас свет. Закрыв на ночь «Почти всемирно известный гриль–бар» и накормив подчиненных, Ботены сразу же отправлялись спать. На пляже Най — Янг все ложились рано, и сегодня я был этому рад.
Я открыл дверь и вошел.
На полу валялась груда одеял и полотенец, которые я нашел в квартире у Джесси, и когда дверь заскрипела, оттуда высунулась оскаленная морда гиббона.
Раньше я думал, что он улыбается, но теперь знал: обнаженные зубы — признак агрессии. Пока мы добирались до пляжа Най — Янг, мой новый приятель растянул рот в точно такой же зубастой улыбке, а потом отхватил у меня кусок руки. Но сделал он это без особого энтузиазма, и я почему–то не сомневался, что Трэвис — для меня он был теперь именно Трэвисом, а не просто безликим гиббоном — больше не станет на меня нападать. Он словно понимал, бедолага, что я — его последняя надежда.
Трэвис наполовину вылез из своего укрытия. С головы у него, словно шаль, свисало полотенце с надписью «Отель «Аманпури». Больше всего он напоминал инопланетянина из фильма Стивена Спилберга. Я медленно и осторожно снял с головы гиббона полотенце, чтобы лучше его рассмотреть, и он быстро обнюхал мою окровавленную руку.
— Интересно, кто же это сделал? — спросил я.
Трэвис отвел взгляд и снова посмотрел на меня. Кожа у него на морде была черная и жесткая. Глаза большие и идеально круглые. Глубокие, темные, бездонные. Никогда в жизни не видел таких выразительных, таких печальных глаз.
В них отражалось все — и то, что он пережил, когда его поймали, и то, что с ним делали на Бангла–роуд. Все это было в его глазах. Их взгляд говорил: «Мне жаль, мне очень жаль, но поправить ничего нельзя».
Однако я в это не верил.
Я собирался отпустить Трэвиса на волю — вернуть его в лес, где ему самое место.
Я подставил Трэвису ладони. Одним легким движением гиббон прыгнул ко мне на грудь и обвил меня своими длиннющими руками. Была в нем какая–то чуткость — нечто нетронутое, неиспорченное, неожесточенное. Я знал: он сделает мне больно, только если захочет сделать мне больно.
— Пошли, Трэвис, — сказал я.
Я вынес его из сарая, набросив ему на голову полотенце, и начал спускаться с холма. Потом оглянулся на дом, сошел с дороги и углубился в заросли деревьев.
Мало кто из приезжающих на Пхукет иностранцев подозревает, какой это зеленый остров, какие на нем буйные, густые леса. Я нес Трэвиса в темноту чащи, прочь от мерцающих внизу огней. Вскоре мы остановились — дальше идти было невозможно.
Мы ушли не так далеко от огней цивилизации, как мне бы хотелось, но деревья росли настолько густо, что без мачете здесь делать было нечего. Я снял с головы у Трэвиса полотенце, и мы посмотрели друг на друга.
— Пора прощаться, — объявил я и осторожно посадил гиббона на толстую ветку, перегородившую нам путь.
Он уставился на меня.
— Ну же, вперед!
И тут я услышал голос Рори.
— Что ты делаешь?! — кричал он, сбегая вниз по склону. Еще никогда я не видел сына в таком смятении. — Ты же его убьешь!
Он мчался, ломая кусты. По пятам за ним следовал Чатри. Рори споткнулся, упал ничком, вскочил на ноги и побежал дальше, на ходу поправляя очки. Трэвис с интересом разглядывал его, как будто помнил, что где–то уже видел этого мальчика, но не мог сообразить, где именно.
