Установка 1
«Это хороший психологический тренинг»
– Жми, Трэвис! Никаких остановок до самой вершины холма!
Мы трясемся на горных велосипедах по разбитой горной дороге среди карликовых сосен; это Эвергрин, городок в 64 километрах к западу от Денвера. Отец оборачивается и смотрит на меня. На нем спортивные очки, растрепанные волосы торчат из-под кепки, он улыбается и кивком показывает направление нашего движения.
– Я верю в тебя. Ты сможешь, – говорит отец.
Помню, как ускорился тогда, догоняя его на своем детском велосипеде. Из-под велошлема мне были видны только рисунок протектора на его покрышках и выступающие вены на мощных икрах.
Шел июль 1988 года, мне было пять. Это одно из самых ранних моих воспоминаний – оглядываясь назад, я понимаю, что именно тогда ковалось мое ультрамышление. Мы с ним регулярно так катались, для нас это было все равно что поиграть в мяч во дворе. Папа любил разные виды спорта. Прежде, еще в колледже, он играл в лакросс
[5]
, но позже его фаворитами стали бег и триатлон. В 1986 году он даже финишировал в соревнованиях Ironman на Гавайях – 3,8 километра вплавь, а затем 180 километров на велосипеде и 42-километровый марафон. Многие спортсмены и сейчас считают это одним из самых крутых достижений в мире мультиспортивных гонок на выносливость.
Юрист по профессии, мой отец был вполне типичным представителем тех, чья зрелость пришлась на 1970-е. Тогда, вдохновленные победой на олимпийском марафоне 1972 года Фрэнка Шортера – выпускника Йельского университета и тоже юриста, – целое поколение образованных белых мужчин, вроде отца, зашнуровали свои кеды и обычные кроссовки и выбежали на дороги. Так возникло явление, которое часто именуют первым беговым бумом.
Бег на выносливость стал способом получать удовольствие, поддерживать форму и расширять границы своих возможностей. И, так уж совпало, у моего отца был особый талант к этому. Марк Мэйси – все называли его просто Мэйс – кроме бега любил крутить педали и плавать; он был фанатом «Тур де Франс» за десять лет до того, как мир впервые услышал о Лэнсе Армстронге
[6]
.
В начале того нашего выезда, на этапе, где мне полагалось получать удовольствие, я пыхтел на крутом подъеме, а папа ехал за мной и подбадривал: «Давай, дружище, ты справишься!»
И я справлялся.
Казалось, мы уже где-то на краю земли, а на самом деле – совсем рядом с домом. В нашем городке дома были разбросаны по лесу вдоль грунтовок, петлявших у подножий и забиравшихся на холмы. Ни уличных кварталов, ни асфальта. Телевизионный сигнал для всех домов поступал с единственной 1,2-метровой антенны на вершине холма, куда мы сейчас поднимались. Гора Эванс, массивный четырехтысячник, нависала над нашей крышей. Телефонных линий было мало, и многие дома имели «спаренные» телефоны. В конце концов, Эвергрин даже не был официально городом, просто поселение без всякого статуса в округе Джефферсон. У нас не было ни здания администрации, ни кинотеатра, ни одной кафешки с фастфудом – даже мэра!
Мне казалось, что все так живут; что во всем мире дети крутят педали по холмам вместе с высокими, спортивными отцами; что у всех по четыре канала на единственном телевизоре и по одной телефонной линии на четыре семьи.
Взбираясь на эти холмы бок о бок со мной, папа учил меня работать изо всех сил и раздвигать границы своих возможностей. Но он вовсе не был тираном на колесах. Он знал, что не нужно слишком давить на пятилетнего малыша, и понимал, что такие поездки должны быть в радость. Главной его целью было не сделать из меня крутого велосипедиста, а помочь мне выработать стойкость, которая пригодится в жизни.
Одолев первый взлет нашего холма, мы выехали на ровный участок, знаменовавший собой середину дистанции. В скудном наборе доступных телепрограмм нам удалось посмотреть трансляцию с «Тур де Франс», и я пришел от нее в полный восторг. Папа хорошо в этом разбирался и объяснял мне все тонкости знаменитой гонки. Я знал имена лучших гонщиков, среди которых был герой моих юных лет американец Грег Лемонд, выигравший «Тур де Франс» в 1986 году (затем он еще дважды выиграл гонку, в 1989 и 1990 годах). И пока я энергично крутил педали, папа комментировал прохождение этапа, подражая классическому английскому несравненного Фила Лиггетта, комментатора «Тур де Франс»:
– Финьон, Лемонд и Хино идут вровень! – кричал отец, называя имена соперников Лемонда, Лорана Финьона и Бернарда Хино, знаменитых гонщиков того времени. – Хино выходит вперед, но вот и Лемонд. Он вырывается вперед. Да… Лемонд! Лемонд выигрывает этап на последних метрах. Какой финиш!
Я поднимаю руки и посылаю воздушные поцелуи невидимым болельщикам. Отец посмеивается, и мы движемся дальше сквозь ясное колорадское утро.
Мы уже выехали из городка и двигались по лесу, окружавшему Эвергрин; дорога начала забирать вверх и становилась все каменистей. Я кряхтел. Ну, скорее попискивал – мне же было всего пять. Громко ревел ослик в загоне на склоне. Мы забирались на холм, который с моей не очень еще высокой от земли точки зрения казался гигантским, целой горой. Мое заднее колесо забуксовало в каменной крошке, но я справился и выехал на ровную поверхность. Мы ездили на велосипедах с жесткой вилкой (тогда байки с передней подвеской были еще редкостью), и меня нещадно трясло на каждом камне. Я все жал и жал на педали. Было больно, хотелось вернуться и снова поиграть в Грега Лемонда, приветствующего болельщиков. Когда я уже готов был опустить ногу и остановиться посреди подъема, отец оказался рядом и спокойным голосом сказал то, что станет лейтмотивом моей школы выносливости.
– Ты можешь, дружище, – сказал он. – Не останавливайся на подъеме. Настройся пройти его. Всегда проходи холмы на скорости. Это хороший психологический тренинг.
Вспоминая сейчас те дни, я не уверен, что тогда все уяснил, и уж точно я понятия не имел о том, что такое «психологический тренинг». Но я понял достаточно, и именно поэтому так долго храню это воспоминание: я поднялся на вершину холма, казавшегося мне неодолимым.
Папа верил в меня, поэтому я тоже поверил в себя.
Привет из прошлого: первый отцовский Leadville 100
У меня есть еще одно воспоминание из 1988 года, связанное с предыдущим. Как это ни странно, их разделяет всего несколько недель. Наверное, оно отложилось в моей памяти именно потому, что подтвердило на практике урок, полученный на холмах Эвергрина. Можно сказать, это событие скрепило сделку и дало мне понять, что отец умеет не только красиво говорить и хорошо изображать Фила Лиггетта, но может подкрепить свои слова делом.
