Уже потом, дома, состоялся подробный «разбор полетов», не без прямого участия Алевтины, которая попросила Сан Саныча все спокойно объяснить и угомонила наконец бушующую Зинаиду. Сан Саныч конструктивно изложил свою версию событий, и тетушке стало стыдно, но не так чтобы уж очень, так как жених все же в некотором роде ее обманул. Оказалось, что много лет назад, а точнее – двадцать, Сан Саныч не вовремя вернулся домой и застал свою жену в объятиях родного брата. Решение, как поступить, пришло сразу: выяснять отношения он не стал, оставил ключи от своей, кстати, квартиры у зеркала возле двери и просто ушел. Ключи, как ему казалось, должны были объяснить все. Ему хотелось лишь одного: чтобы его не искали и забыли о нем навсегда. Несколько лет он скитался, подрабатывал где придется, жил где попало. Это был побег от себя и от боли, которую он пережил в тот момент, когда понял, что его предали два самых любимых и родных ему человека. Понемногу боль притупилась, но вернуться домой он не пожелал и осел здесь, в этом маленьком провинциальном городке, обжился, организовал свой небольшой бизнес, встретил Зинаиду. О том, что у него есть дочь, Сан Саныч узнал только сегодня, и в данную минуту, вернее, час, пребывал в глубокой задумчивости, пытаясь принять взвешенное, обдуманное решение – как ему поступить. Душу Сан Саныча терзали противоречивые чувства: с одной стороны, он бы все отдал за возможность увидеть собственного ребенка и был бы только рад загладить перед дочерью свою вину, как материально, так и морально, с другой – он был совершенно не уверен, что ребенок этот – именно его собственный. А заглаживать вину перед чужим чадом, да еще зачатым во грехе, Сан Саныч совершенно не собирался.
– Так, Сан Саныч, все! В любом случае нужно ехать и на месте разбираться! Кстати, я еду с тобой! И не возражай мне, одного я тебя в это семейное змеиное гнездо не отпущу, – решительно заявила Зинаида, распахнула шкаф и стала складывать в чемодан вещи. Решительность тетушки благотворно повлияла на Сан Саныча, он наконец «отмер», преданно посмотрел Зинаиде в глаза и с нежностью произнес:
– О, mon ami, merci bien!
– Вот за что я его и люблю – романтик! – философски изрекла тетушка и засунула в чемодан новые подтяжки благоверного.
– Так, значит, вы уезжаете вдвоем? – робко поинтересовалась Алечка.
– Да, mon ami, – спохватился Сан Саныч, обращаясь к тетушке, – если мы едем вдвоем, то кто же нас подстрахует?
– Аля, кто же еще? Ты ведь согласна, детка? – вопросительно взглянула на нее тетушка.
– Но я же…
– Она согласна, Сан Саныч. Так, что же мне надеть? Мы ж не какие-нибудь там без роду, без племени! Пожалуй, траурный муаровый костюмчик сойдет, элегантно и не очень вызывающе. Мы ж не на свадьбу едем, в конце концов! Может, шляпку еще надеть? Как ты считаешь, Аля? – Тетушка сняла с антресоли некое громоздкое сооружение из шелка, тюля и искусственных цветов и водрузила его себе на голову. В сочетании со спортивным костюмом и кроссовками, в которых пребывала тетушка в данный момент, – шляпка смотрелась просто грандиозно.
– Ты у меня красавица, mon ami! – восхищенно воскликнул Сан Саныч.
– А она? – осторожно спросила тетушка. Вопрос – как выглядит соперница, волновал ее в первую очередь.
– Что – она? – смущенно переспросил Сан Саныч.
– Какая она, твоя жена? В том смысле, тогда какая была? – уточнила тетушка.
– Она, – с придыханием сказал Сан Саныч, искоса поглядывая на Зинаиду, – тогда она была… похожа… на куклу, – мучительно подбирая слова, охарактеризовал свою неверную супругу Сан Саныч.
– Такая же красивая? – потерянно спросила Зинаида, плюхнулась на кровать и тяжело вздохнула.
– Нет, такая же глупая и глазастая, – хихикнул Сан Саныч и прижал Зинаиду к себе.
Тетушка с удивлением посмотрела на будущего благоверного: ранее в попытках шутить Сан Саныч замечен не был, и только что перед ней открылась еще одна неизведанная черта его тонкой, многогранной натуры. Сан Саныча же в данную минуту буквально во все стороны распирала гордость оттого, что потрясающая женщина, которую он страстно и нежно любил, вздумала его ревновать и даже позволила себе применить в отношении его физическую силу! Они сидели и смотрели друг на друга по-новому и не замечали ничего вокруг себя, пока Алечка не прервала их идиллию и не вернула обоих романтиков к реальности.
– Так и быть, я согласна! Единственное «но» – я не умею делать гробы! – густым басом сказала девушка и встала перед сладкой парочкой, уперев руки в бока.
К счастью, от Алечки данное и не требовалось: этого добра у Сан Саныча в мастерской всегда был большой запас, так как гробы, даже такие эксклюзивные, в общем-то, не принято заказывать заранее. И хотя в практике гробового мастера подобные прецеденты случались, но они были редким исключением из правил.
В обязанности Алечки вменялось лишь демонстрировать товар, описывать его достоинства и отпускать по установленной цене.
– Да ты не волнуйся, Алечка, – успокаивала ее тетушка, – мы будем отсутствовать всего пару дней. Съездим, разберемся, что к чему, и обратно вернемся.
– Надеюсь, что за это время никто не умрет, и я в частности, – буркнула Аля себе под нос.
Тетушка пропустила слова племянницы мимо ушей и продолжила наставления:
– Так, денег я тебе оставила, еды в холодильнике полно, инструкцию с характеристиками гробов Сан Саныч тебе приготовил, в ней все подробно описано, даже какие вопросы надо покупателю задавать… Главное, не волнуйся: представь, что ты продавец мебели, шкафов там или диванов… Все, целую, не скучай!
За тетушкой и Сан Санычем закрылась дверь, и девушка вновь осталась наедине со своими проблемами и страхами в уютном домике гробовщика. Радовало только одно – дверь изнутри запиралась на хитрый замок и цепочку, а окна первого этажа защищали кованые декоративные решетки. Так что ни через окно, ни через дверь со стороны улицы проникнуть в дом было невозможно. Хотелось, во всяком случае, на это надеяться. Осталось проверить, все ли в порядке на втором этаже.
Наверх вела практически вертикальная опасная лестница, упиравшаяся в крышку люка в потолке, который и являлся, собственно, дверью на чердак. Взобравшись по неудобным ступенькам, кряхтя от натуги, Алечка откинула тяжелую крышку люка, поднялась еще на пару ступенек и оглядела пыльное, заваленное всяким хламом помещение. Похоже, второй этаж в доме почти не использовался и служил скорее складом ненужных вещей и прочей утвари, которую, как правило, выкинуть на помойку рука не поднимается. На чердаке стоял полумрак. Единственное закопченное мутное окошко света почти не пропускало. Впрочем, на освещенность Алечке было плевать, ее волновал совсем другой вопрос: можно ли проникнуть в дом через окно второго этажа. «Нельзя», – пришла она к однозначному выводу, громко чихнула в подтверждение своих слов, с чувством исполненного долга спустилась вниз, сняла со стены икону, уселась по-турецки на ковер, положила икону на пол перед собой и принялась вдохновенно молиться о здравии всех горожан и жителей ближайших населенных пунктов, умоляя господа оставить их всех в живых хотя бы до возвращения тетушки и Сан Саныча. Исчерпав весь свой ресурс внезапного вселенского человеколюбия, Алечка вернула икону на прежнее место и подошла к окну. Яркий летний день буквально слепил. Кладбищенские кресты, ограды и памятники плавились в раскаленном солнцем воздухе. Безветрие, тишина, покой… но гнетущее чувство невидимой опасности внезапно вернулось. Вернулось и липкое, неприятное ощущение, что за ней наблюдают. Но кто? Откуда? Зачем?!
