За первым звонком последовал второй, от начальника рангом пониже, но все равно слишком высокого, чтобы ему можно было отказать:
– Иван Петрович, дальняя родственница утонувшего парня просила разрешения на него взглянуть, ты уж ей не препятствуй, дождись ее прихода… Я понимаю, что это нарушение, но криминала в нем нет.
Если потом тебя будут спрашивать о ней, ты особо не распространяйся.
О прибытии Сереброва в морг были оповещены все – и дежуривший на входе милиционер, и сторож, поэтому вовнутрь он попал беспрепятственно.
– Здравствуйте, Иван Петрович, – мягко проговорил Серебров, протягивая патологоанатому руку.
Тот, привыкший, что посетители, испытывая чувство брезгливости к представителю такой профессии, редко здороваются с ним за руку, с охотой пожал ладонь гостя. Медик надеялся услышать имя и отчество прибывшего, но Серебров промолчал. Если бы патологоанатом не работал в милицейской системе, мог бы обидеться, но такое случалось и раньше. Если человек получал информацию благодаря рекомендации начальства, по телефонному звонку, а не официально, то у него вполне могло и не быть имени.
«Лучше уж так, так честнее, – подумал патологоанатом. – А мог бы и назваться Иваном Ивановичем, как делают дураки».
– Не стану вас долго задерживать, лишь по делу.
– Морг – не то место, где люди любят поторчать, – улыбнулся Иван Петрович.
– Вам парня сегодня привезли, молодого, утопленника. На него взглянуть надо.
Других утопленников в морге не было, лишь поступивший сегодня Николай.
– Любопытный, случай, – сказал патологоанатом, подводя Сереброва к металлическому столу с трупом, прикрытым пожелтевшей от частых стирок простынею.
Рядом на стойке с инструментами стоял черный пакет, в котором лежала одежда убитого. На памяти Ивана Петровича это был единственный случай, когда по чьей-то просьбе прямо в морг доставляли и вещественные доказательства по делу об убийстве. Патологоанатом не привык задавать лишних вопросов: раз человек пришел, значит, ему надо; если начальство позвонило, то человеку по должности положено знать результаты вскрытия, – Пожалуйста, – Иван Петрович гостеприимно указал на стол с трупом, – хотели бы посмотреть?
Или удовольствуетесь отчетом о вскрытии?
Серебров кивнул:
– Взгляну.
Патологоанатом отвернул простыню, обнажив мертвеца до пояса, и отступил в сторону, чтобы гость мог его как следует рассмотреть. Серебров всматривался в мускулистое тело, в искаженное смертельной гримасой лицо любовника женщины, с которой ему еще предстояло познакомиться. Волосы покойника хоть высохли, но оставались сбитыми в космы.
– От чего наступила смерть? – тихо спросил Сергей Владимирович.
– Утопление.
Взгляд Сереброва скользнул на содранную кожу запястий:
– Ему связали руки веревкой?
– Да-да, веревкой. Ее отдали на экспертизу.
С одеждой же можете познакомиться, если, конечно, она вас заинтересует.
Серебров присел, разглядывая небольшую татуировку на правом предплечье. Он не был большим знатоком этого жанра изобразительного искусства.
– Что-нибудь уголовное? – поинтересовался он.
– Нет, такой татуировки вы не найдете ни в одном справочнике по криминалистике. Она сделана хорошим художником, в салоне.
– Что-нибудь конкретное? Принадлежность к секте? Любитель определенного направления в музыке?
– Даже не знаю, – проводя мизинцем по венку с вписанной в него буквой "N", отвечал патологоанатом. – Возможно, это инициал возлюбленной.
– Как давно сделана татуировка?
– Лет десять тому назад.
– Неужели в конце восьмидесятых – начале девяностых уже делали цветную татуировку? – изумился Серебров.
– Ее подновляли лет пять тому назад, тогда и ввели красный цвет.
Сергей Владимирович достал блокнотик и тонко отточенным карандашом перерисовал татуировку.
Вздохнув, Серебров извлек из кармана частую расческу. В нерешительности занес ее над головой покойного.
– Что вы, зачем же? У нас свой гребень есть, специально для мертвецов держим.
Иван Петрович предложил Сереброву пластиковый гребень с редкими зубьями.
– Как, по-вашему, – расчесывая волосы мертвецу, интересовался Серебров, – он носил челку зачесанной назад?
– Определенно, – подтвердил Иван Петрович, – иначе бы она ему падала на глаза. И наверняка фиксировал ее гелем или лаком для волос, хотя его следов я не обнаружил.
– Да, наверное, прическа выглядела именно так, – Серебров зачесал густой чуб Николаю к темечку и отступил на шаг, чтобы полюбоваться проделанной работой.
– Он не был гомосексуалистом?
– Во всяком случае, не был пассивным гомосексуалистом. – Патологоанатом привык отвечать на вопросы четко, не оставляя места для домыслов.
– У него вид несколько педерастический, – тоном врача, ставившего диагноз, сказал Серебров и отвернул простыню до колен.
– Возможно, бисексуал, – согласился патологоанатом. – Еще могу вам сказать, что последнюю близость он имел за несколько часов до гибели, и произошло это с женщиной.
Серебров с уважением посмотрел на Ивана Петровича, тот свое дело знал туго.
– Пара перчаток у вас найдется? Не хотелось бы перебирать одежду голыми руками.
Натянув тонкие хирургические перчатки, Серебров разложил на свободном металлическом столе одежду Николая.
«Пестро и довольно безвкусно», – решил он, рассматривая рубашку, узкие, наверняка плотно облегавшие при жизни бедра Николая, джинсы.
Больше всего Сереброву не понравились белые носки. Из всего гардероба покойного он мог согласиться с парой туфель, добротных, итальянских, на тонкой подошве.
– Можете прикрыть его.
– Хорошо.
Простыня легла на лицо Николаю.
Серебров уже готов был уйти, когда в гулком коридоре, ведущем к моргу, раздалось цоканье женских каблучков.
– Вы кого-то ждете? – быстро поинтересовался Серебров, ставя черный пакет с одеждой на стойку.
Быстро оценив ситуацию, патологоанатом решил сказать Сереброву правду. Человек, попросивший допустить в помещение морга женщину, по званию был ниже просившего за Сереброва, а субординацию Иван Петрович соблюдал свято, потому и выдал то, о чем его просили не говорить:
– Родственница…
– К нему? – спросил Серебров на этот раз очень тихо, чтобы его не услышали в коридоре.
– К нему.
Цокот каблучков послышался возле самой двери.
