– Вот же, черт, – сказал он, – замки сменил, никак не могу привыкнуть. Я человек консервативный, к вещам и людям привязываюсь надолго.
Наконец ключ вошел в замок, и Серебров попал в якобы свою квартиру. Слава Богу, никаких наворотов в ней не было, выключатели стояли там, где им и положено согласно типовому проекту.
– Редко дома бываю, – на всякий случай сообщил Серебров, – все по командировкам да по разъездам. Проходите в гостиную, Григорий Викторович, я сейчас.
Генерал прошел в большую комнату, одна стена которой была занята книжным стеллажом. Обстановка обычная для человека среднего достатка: японский телевизор, музыкальный центр, журнальный столик с пустой хрустальной вазой и застеленный пледом диван. В квартире чувствовался нежилой дух, хоть воздух и был свежим. Богатырев, лишь только снял квартиру, тут же открыл форточки во всех окнах.
Генерал, бегло осмотревшись в гостиной, понял: полковник не женат, детей у него нет.
Серебров же тем временем быстро обследовал остальное пространство квартиры – спальню с широкой кроватью и расположившийся тут же письменный стол со старым компьютером.
«Лентяй, – подумал он о Германе, – поленился даже пыль с монитора вытереть».
Генерал тем временем рассматривал фотографии в рамках, стоявшие за стеклом стеллажа: небольшая цветная фотография, на которой Серебров был запечатлен в мундире полковника на фоне шасси стратегического бомбардировщика. На груди у него скромно сияла золотая звезда Героя России.
На других фотографиях Серебров был облачен в гражданское. Он подобрал эти фотографии сам из собственного альбома – в плавках на фоне морской волны, в деревне, стоит, облокотившись на забор. Отдельно в другой секции стояла фотография, которую Серебров особо не жаловал, черно-белая, старая.
Об армии у него сохранились самые гнусные воспоминания. На снимке Сереброва можно было узнать с трудом – девятнадцатилетний парень в пилотке и гимнастерке. Но именно эта фотография по расчету Сереброва должна была убедить генерала в реальности карьеры нового знакомого – от времен почти мифических до свежей звезды Героя России.
– Григорий Викторович, еще пара минут, и я освобожусь, – крикнул Сергей Серебров, заглядывая в гостиную.
Генералу сделалось несколько неудобно из-за того, что он рассматривает чужие фотографии. И Кабанов поспешил сесть на диван. Тут его поджидала пластиковая папка, в которую была вставлена сложенная вчетверо газета военного округа. В глаза сразу же бросалось название передовой статьи «Герой забытой войны», под ней большая фотография Сереброва в военной форме и снова со звездой Героя России на груди. В папку была вложена и записка, разборчиво написанная самим Богатыревым: "Полковнику Кречетову Сергею Владимировичу. Хоть вы и отказывались, но статью про вас напечатали с нашей подачи, – и дурацкая подпись:
– Ваши друзья-афганцы".
Лишь только Серебров услышал шуршание пластиковой папки, тут же вошел в гостиную:
– Извините, не знал, что приеду не один, беспорядок у меня. – Серебров забрал папку, сунул ее на стеллаж.
Название и фотографию генерал разглядывал чуть меньше минуты, а на изготовление фальшивой газеты военного округа у Богатырева ушло целых полдня.
Принтер, способный напечатать огромный лист газеты, найдешь не в каждом офисе. А когда Богатырев все-таки обнаружил нужную машину, та никак не хотела печатать на серой газетной бумаге. Да и шрифт получался слишком четким.
Если бы у Кабанова было немного больше времени, он наверняка бы обнаружил в газете несколько ляпов.
Во-первых, не было даты выхода, во-вторых, программа телепередач относилась к прошлому году, в ней еще значилось выступление президента России Ельцина.
Но генерал и подумать не мог, что его обманывают таким наглым образом. Редко кто способен заподозрить, что человек, предлагающий тебе помощь, на самом деле желает тебе навредить.
– Я бы предложил вам посидеть у меня, товарищ генерал, но, честно признаюсь, дома – хоть шаром покати. Ни выпивки, ни закуски. Разве что по пятьдесят граммов… – и, не дожидаясь согласия генерала, Серебров ловко распахнул шкаф, достал начатую бутылку коньяка и две рюмки.
– За знакомство, товарищ генерал.
– За Россию! – сказал Кабанов, выпивая коньяк залпом.
Серебров, хоть и знал, что добьется большего расположения Кабанова, если выпьет коньяк одним глотком, не мог позволить себе подобного кощунства. Он пил его как положено.
– Так вы, значит, герой, полковник Кречетов.
– Если можно, товарищ генерал, обращайтесь ко мне на «ты», – по-военному чеканя слова, отозвался Серебров.
– И ты, полковник, называй меня просто.
– Как?
– Или «товарищ генерал», или «ты».
– Очень приятно.
Коньяк, хоть его и было выпито совсем немного, язык развязал. Уже в лифте генерал все-таки нарушил общепринятое табу:
– Чем занимаешься, полковник?
– По-всякому. Люди называют это бизнесом, товарищ генерал, а мне это слово поперек горла.
– Есть же русское – предприниматель?
– Тоже гнильцой отдает. По-старому это купцом называлось бы. Рыбу красную на Дальнем Востоке закупаем, коптим, продаем в магазины оптом. Немного получается, но зато ребята при деле, афганцы бывшие, офицеры отставные.
– Фирму свою имеешь?
– Нет, я всего лишь четвертый или пятый человек в системе.
Герман напряженно ожидал возвращения Сереброва и генерала. Сергей незаметно подмигнул ему, мол, все прошло в лучшем виде, особых ляпов в оформлении квартиры не обнаружено.
– Что ж ты мне не сказал насчет газеты?
– Не понял, – растерялся Богатырев.
– Ребята принесли, а ты мне ничего не сказал.
– Думал, сами увидите, товарищ полковник.
– Получилось так, будто я специально генералу газету под нос положил. Следующий раз смотри у меня!
– Скромный ты, полковник.
Проехали пару кварталов, и Серебров властно скомандовал:
– Стой! – «Волга», вильнув, замерла у тротуара.
Богатырев включил аварийную сигнализацию.
– Открой капот, сделай вид, что копаешься, я мигом.
– Есть! – отрапортовал Герман, сам удивляясь, как у него получается изображать из себя военного, ведь человеком он был абсолютно гражданским.
– Полковник, не беспокойся, и выпивка, и закуска у меня есть, – крикнул генерал.
Но Серебров уже шагал к маленькому базарчику.
Он остановился у торговки цветами.
– Купите цветы любимой, – проворковала девушка, на время отрываясь от заразного занятия – щелкания черных семечек.
