Данила ее просто не узнавал: что ж там ей наговорила Антонина? Неужели… Он же просил!
– А как твои дела? Докладывай.
– Докладываю: чувствую себя хорошо, витамины принимаю, уколы пережила, капельницу выдержала, теперь как новая! Вот!
Она продемонстрировала Даниле руку с воткнутой на сгибе локтя иголкой, и он поморщился – брр! Ольга уютно приткнулась к нему, потом еще повозилась, поднявшись повыше, чтобы оказаться вровень с его лицом, – каждый раз, когда она двигалась возле него или дотрагивалась, Данила стискивал зубы: черт, черт, черт!
– А что это ты такой красный? – вдруг спросила она невинным тоном, внимательно разглядывая его смеющимися глазами. – Тебе плохо?
– Да! Плохо! Послушай, Оль…
– Что такое?
– Ну что ты делаешь?! Зачем?
– Не надо?
– Не надо. Я же не для того тебя сюда привез!
– Ты не хочешь?
– А, черт!
Он вскочил и ушел от нее на другой конец комнаты.
– Хочу! Но ты же… ты же меня не любишь.
– А тебе это так важно?
– Да.
Она вдруг быстро слезла с дивана и, опустив голову, пошла к двери – постояла и сказала тоном провинившейся школьницы:
– Прости меня, пожалуйста. Я больше не буду.
И ушла. Нет, ну что это такое, а?! Данила потоптался, не зная, что делать, потом пошел и с горя съел всю запеканку. Слегка успокоился и хотел было зайти к Ольге… но не решился.
А Ольга и правда чувствовала себя обновленной: то ли помогли лекарства и витамины, то ли возникшее чувство защищенности, то ли признание в любви сыграло свою роль. Но после того вечера она вообще перестала видеть Данилу – он явно ее избегал, и Ольга не знала, что и думать: вроде бы замуж позвал, и она согласилась, раз приехала к нему, а Данила струсил! Она-то хотела просто прижаться, полежать рядом, узнать его поближе – ну что такого-то?! Немножечко тепла и ласки! А он… А он сразу так ее захотел! Ну и что? Она бы уступила. Ольга хорошо знала себя, свою горячую кровь, легко закипающую от чужого желания. А почему бы и нет?! Данила нравился ей…
Ну да, нравился, нравился!
Больше, чем нравился: Ольга вдруг с изумлением осознала, что… влюбилась! Ей тридцать четыре, за плечами пять лет брака и сто лет страданий по Сорокину, пятый месяц беременности, а она – влюбилась как дура. Просто как дура. Ей вдруг захотелось наряжаться, по утрам она придирчиво разглядывала себя в зеркале: располнела, конечно, а так вполне ничего! И прижимала ладони к горящим щекам – с ума сошла! Просто сошла с ума. Это было совершенно новое чувство, совершенно новое состояние – ничего подобного она не испытывала раньше! То, что связывало их с Сашкой, – оно было всегда и просто росло вместе с ними, чтобы однажды выплеснуться наружу. То, что Ольга ощущала по отношению к Андрею, было очень сильным чувством, но как бы отраженным от его великой любви. И вот впервые в жизни она осознавала рождение любви в душе – словно в пустыне вдруг забил сильный родник. И мало того, что влюбилась! Она просто изнемогала от желания, и с каждым днем все больше и больше. «Это гормоны, – сказала ей врачиха, когда Ольга набралась смелости рассказать о своих мучениях. – Второй триместр, самое время. Да и мальчика носите. А какие проблемы? Или муж вас не хочет? Боится? Можно, только осторожненько, не увлекайтесь».
Боится! А может, и правда? Или… Раз он такой щепетильный – может, вообще передумал?! А что? Решил, что она слишком… легкомысленная?
И Ольга расстроилась: наверно, не надо было ему говорить, что ребенок не от мужа! И не знал бы…
Она много думала над тем, что скажет сыну, если тот спросит про отца, когда подрастет, и решила назвать отцом Андрея Евгеньевича, подарив тому лишних полтора года жизни. Андрей был бы не против. Может, и Даниле надо было так объяснить? А то решила, видите ли, честной быть!
Она плохо спала ночами, а рядом, за стенкой, точно так же изнывал Данила, который как-то рано утром даже пришел на нее посмотреть – Ольга спала на боку, спиной к нему, и Данила увидел только маленькую ступню, не прикрытую простыней. Ольга меняла каждый день платьица, надевала к завтраку коралловые бусы, и вообще все хорошела и хорошела, так что Данила уже совершенно не мог на нее смотреть и только краснел. Антонина лишь качала головой, наблюдая за их мучениями, и обдумывала, как бы оставить их одних на пару дней, но боялась: скажи она об этом Даньке, он вообще перестанет приходить домой, а Ольга и так тоскует, поминая его через слово. «Ах ты, господи! – думала она. – Вот глупые какие! И что с ними делать? Надо же, как их забрало…»
Наконец Данила повез Ольгу смотреть новую обстановку – она походила, полюбовалась, похвалила, а потом сказала, глядя ему в глаза ясным взором:
– Ну вот, теперь и жить можно! Спасибо тебе! – И села на диван, аккуратно сложив руки на животе.
– Пожалуйста! – Данила растерялся. – А ты что, тут хочешь жить?
– А для чего ж ты все это делал?
«И правда, на кой черт я все это делал?!» – помрачнел Данила.
– Так ты что… прямо тут и останешься?!
– А ты как хотел?
Ольга смотрела на него, слегка улыбаясь, и Данила вдруг догадался:
– Ты обиделась на меня, да?
– Да нет, чего обижаться. Кто ж на такую польстится…
– Ну что ты говоришь! Ты же видела, что со мной стало! Просто… ну… слишком быстро все.
– Ты же вроде как замуж меня звал? Или я неправильно поняла?
– Звал.
– А теперь уже не зовешь, да? После того, что узнал… про меня. Про ребенка. Ты подумал и решил, что я недостойна? Раз я такая, с женатым спала! Я понимаю, ты просто из жалости меня терпишь…
– Перестань! Перестань. Все не так. Я подумал тогда… что ты хочешь… ну… расплатиться.
– Расплатиться?!
– Я деньги у тебя брать не хотел, а ты решила – так. Мне это как-то обидно было…
– Хорошенького ты обо мне мнения!
– Ну вот, опять обидел! Черт, не мастер я разговоры разговаривать…
– Да ты и не разговариваешь! Ты вообще от меня бегаешь! А я… соскучилась…
– Правда? Ты прости, я не специально бегаю, просто сейчас у меня запарка. Я сам соскучился!
– Давай, у тебя будет выходной? И мы просто поговорим? Я не буду к тебе приставать, честное слово!
– Как это не будешь?!
– Нет, ты уж разберись, чего ты хочешь! А то ромашку устроил: сначала – уйди, противная, а потом – приставайте ко мне, приставайте!
– Да когда ж я говорил, что ты противная! Ты приятная. Ты красивая. Ты… желанная…
И ужасно смутился, а Ольга смотрела на него с нежностью. Вглядываясь в лицо Данилы, она непроизвольно подняла бровь, и он тут же повторил – они отражались друг в друге, как в зеркале.
