Эта угроза подействовала на буйную публику, как ледяной душ на разодравшихся котов. Нинку действительно все знали и понимали, что слов на ветер она не бросает.
Правда, пришлые еще пытались кипятиться, но их быстро утихомирил мрачный тип лет сорока, который, судя по всему, был у них за старшего.
Пришлые дружной компанией покинули шалман, местные и команда «Олеси» еще немного выпили за свою победу – если, конечно, это была победа – и вскоре тоже разошлись.
– А на другое утро, – продолжал Обмылок свой рассказ, – на другое, значит, утро… то есть, в общем, не совсем уже утро было, пока я, это, проснулся… может, уже и к вечеру дело шло…
– Ладно, ты не отвлекайся! – рявкнул на него Кирилл. – Ты дело говори!
– Ну, а я что? Я говорю… пошел я, значит, на берег, возле Черных Камней… поглядеть, не выбросило ли море чего полезного… знаешь, иногда бутылку выкинет, которую сдать можно, иногда еще что…
– Говорю – не отвлекайся!
– Да ладно, ладно… в общем, набрал я кой-какого барахлишка, развел костерчик, чтобы, значит, погреться, вдруг слышу, никак мотор постукивает… Ну, я, значит, на горку поднялся, гляжу – ваши идут, на «Олесе», в бухту возвращаются. Я, грешным делом, обрадовался – у вас в команде мужики душевные, понимающие, всегда старому да больному человеку рюмочку-другую поднесут…
При этих словах Обмылок с тайной надеждой покосился на стойку, за которой царила Нинка.
– Ладно, старый-больной, ты не отвлекайся, ты дело говори!
– Да я же и говорю. – Обмылок сглотнул, опасливо покосился на огромные кулаки Кирилла и продолжил: – Значит, вижу – идет «Олеся» малым ходом, маневрирует осторожненько, поскольку там возле берега камни под водой, место опасное. И вдруг – другой мотор заработал, не наш… и гляжу – из малой бухточки, которая там, возле Черных Камней, катер выскакивает! Шустрый такой катер, из новых, с двумя сильными моторами… этими, японскими. «Я – Машка», что ли, называется…
– «Ямаха», – догадался Кирилл.
– Во-во! И на этом катере – те хмыри городские, которые накануне вечером с вашими в «Васильке» поцапались… и идет этот ихний катер аккурат наперерез «Олесе»… и так это быстро идет… я уж думаю – щас он об камень брюхо пропорет! Но нет, повезло гадам, проскочили, видно, очень уж у этого катера осадка мелкая…
Обмылок снова замолчал и умильно уставился на стойку.
– Ну, давай, говори, что дальше было! – пришпорил его Кирилл.
– Чтой-то у меня в горле пересохло… – заканючил Обмылок. – Прямо язык не ворочается…
– Щас я тебе по шее дам как следует – сразу все заворочается! – припугнул его Кирилл. Но бомж так жалостно заморгал, втянув голову в плечи, что Кирилл пожалел его и заказал у Нинки два по сто пятьдесят водки – себе и старому бомжу.
Обмылок выпил водку маленькими глотками, с нежностью поглядывая на стакан, вытер рукавом выступившую на глазах слезу и продолжил:
– Значит, идет тот катер наперерез «Олесе», а на носу его стоит тот мужичок, что у них за главного, с матюгальником в руке, и в энтот самый матюгальник орет:
– Эй, на «Олесе»! Стоп машина!
Да только не на таких напал! Козырь ваш тоже на палубу вышел и без всякого матюгальника как гаркнет – небось и в Питере его слышно было:
– А вот хрена тебе лысого!
И еще такого прибавил – уж на что я много на своем веку мата слышал, так и то заслушался! Прямо концерт для этого… фортепьяно с целым оркестром!
Ну, этот, что на катере, видно, сильно разозлился – еще велел скорости прибавить, его посудинка прямо запрыгала по волнам! Я думаю, что же дальше будет? У «Олеси» против этих двух японских «Машек» движок, конечно, слабоват… но только Козырь ваш – не дурак, не вчера на свет родился. Он свой мотор слегка пристопорил, а когда «Олеся» скорость сбросила, повернул ее поперек волны и пошел прямиком к скалам. Я думаю, что такое? Что у него на уме? Не хочет же он об камни свою лоханку расколошматить!
Обмылок замолчал и снова мечтательно уставился на стойку. Поскольку Кирилл никак не реагировал на его красноречивые взгляды, бомж жалобно проговорил:
– Что-то, парень, опять у меня в горле пересохло… промочить бы не мешало… а то, сам понимаешь…
– Хватит с тебя! – рявкнул Кирилл. – Ты от второго стакана разом отключишься!
– Да ты что, паря, я себя знаю, мне эти сто пятьдесят – что слону дробина… – забормотал бомж.
– Рассказывай, что дальше было! – прикрикнул на него Кирилл. – Когда все расскажешь – тогда я тебе целую бутылку куплю, хоть до зеленых чертей упейся!
– Зачем до чертей?! – обиделся Обмылок. – Я не такой! Я никаких таких чертей в жизни не видывал! Я свою меру знаю! У меня, паря, этот… организм закаленный…
– Рассказывай!
– Щас-щас… ты, паря, только не горячись… значится, «Олеся» к скалам повернула, а катерок этот бандитский на двух своих японских моторах мимо проскочил. Пока они затормозили да развернулись, время потеряли. «Олеся» в проход между скалами прошла и начала отрываться. Ну, бандюганы, само собой, за ней на всех парах рванули. Они-то думали, что у «Олеси» осадка глубже, раз она прошла, их катер тем более проскочит. Но я-то понял, что Козырь задумал: там между этими скалами фарватер очень опасный, камни под водой острые, кто знает – может обойти, а кто не знает – непременно напорется. Вот он и рассчитал, что бандюганы за ним непременно сунутся и на этих подводных камнях брюхо пропорют. Почти так оно и вышло…
Бомж тяжело вздохнул и понизил голос:
– Почти… да не совсем! Катер так разогнался – чуть не летел, весь из воды поднялся, как лошадь на дыбы встает, когда ее пришпорят. Вошел он в проход между скалами и, видать, мотором-то по камням и зацепил. Только не разбился и не перевернулся, а на воду шлепнулся, так днищем грохнул – будто из пушки выстрелили! И оба мотора враз заглохли. Стоит на месте, как цветок в проруби, покачивается. Бандюганы-то от удара попадали, один и вовсе за борт вылетел. А «Олеся» ходко так от них удаляется. И тут, значит, Петруха Горелый на корму выбежал и бандюганам задницу показал – вот, мол, видали?!
Обмылок довольно хихикнул, вспомнив этот увлекательный момент, но тут же поскучнел:
– Только зря он это сделал… тот бандюган, что накануне вечером в «Васильке» с Козырем схлестнулся, не выдержал такого плевка в свою бандитскую душу, вытащил какую-то здоровенную пушку да как шмальнул по «Олесе»…
Бомж жалостно вздохнул и замолчал.
– Говори! – прохрипел Кирилл, схватив его за отвороты бушлата. – Говори, ветошь старая!
– Не могу… – просипел Обмылок. – Каждый раз на этом месте голоса лишаюсь…
– Каждый раз?! – переспросил Кирилл. – Сколько же раз ты это рассказывал и кому?
– А что ж ты, паря, думаешь? – бомж оглядел притихшую публику «Василька». – Люди все интересуются…
