Тем временем бархатный занавес поднялся, и в театре мгновенно наступила тишина. На пустой сцене стояла, высоко подняв голову, высокая светловолосая женщина в балетном костюме. Обведя зал взглядом, она подняла правую руку, как бы подавая кому-то сигнал. И тут же, в ответ на этот сигнал, из первого ряда понеслись восторженные возгласы:
– Са-ша! Са-ша! Браво! Са-ша – зве-зда!
Вслед этим возгласам на сцену полетели букеты.
Балерина подняла обе руки и огляделась, ожидая, когда к первому ряду присоединится весь остальной зал, но скучающая публика ограничилась редкими негромкими хлопками. Балерина едва заметно поморщилась. На сцену выбежала миниатюрная девушка и торопливо собрала букеты. Оркестр заиграл, и началось первое действие.
Лола никогда не любила и не понимала балета. Сама прирожденная драматическая актриса, она обожала театр – но только театр драматический. Она была в курсе всех новых течений в театральном искусстве, старалась посещать интересные премьеры и гастрольные спектакли. Впрочем, оперу она тоже могла послушать и даже иногда напевала под душем или в душистой ароматной ванне отрывки популярных арий, но к сценическому танцу была совершенно равнодушна. Поэтому сейчас она смотрела не на сцену, а в зал.
Правда, в этом занятии Лола была не одинока. Как она немедленно установила, больше половины присутствующих в зале женщин вертели головами, ревниво разглядывая платья и украшения соседок, и тут же что-то шептали на ухо своим спутникам – должно быть: «Какое убожество нацепила сегодня Карина» или «Я тоже хочу такое колье».
Многие мужчины тоже посматривали по сторонам. Правда, их больше интересовали не роскошные вечерние платья, а то, что эти платья скрывали. Вскоре Лола заметила, что один толстый господин во втором ряду запрокинул голову и заснул, сладко посапывая. Лола очень его понимала.
Наконец первое отделение закончилось, из первого ряда снова понеслись бурные рукоплескания и крики: «Браво! Бис! Саша – звезда!». На этот раз к аплодисментам присоединился весь зал: публика обрадовалась передышке и возможности всласть посплетничать.
Лола выбралась из зала и двинулась на поиски Василия, рассекая разодетую толпу, как ледокол рассекает подтаявшие весенние льды. При этом она с явным удовлетворением отмечала неодобрительные взгляды, которые встречные женщины бросали на ее бриллианты, и несущееся вслед завистливое змеиное шипение: «Какая пошлость!»
Наконец Лола увидела Зайкина, который стоял, скромно привалившись к колонне, и внимательно разглядывал текущую мимо толпу. Она снова удивленно подумала, насколько он не соответствует ее представлению о том, каким должен быть любимец женщин, разбиватель женских сердец, и заняла стратегически выгодную позицию прямо напротив Василия.
Взгляд Зайкина скользнул по ней, и неожиданно Лола почувствовала непонятное оживление. Она слегка изменила позу, чтобы бриллианты заиграли в падающем на них свете.
Рядом с Василием остановились две девицы, довольно скромно одетые на фоне здешней расфуфыренной публики. Лола шестым чувством узнала нанятых Маркизом статисток и прислушалась к их разговору.
Поглядывая на Лолу, девушки говорили с таким расчетом, чтобы Зайкин непременно услышал их.
– Ты видела Сигильдееву? Ну вон стоит в жутком платье!
«Знала бы ты, сколько это платье стоит», – возмутилась Лола, полностью войдя в роль.
– Ну надо же так вырядиться! – раздраженно продолжала девица. – Нацепила на себя центнер бриллиантов и думает, что неотразима! А сама-то! Ни рожи ни кожи!
«На себя посмотри!» – мысленно возмутилась Лола.
– Даже со всеми деньгами своего папочки до тридцати лет не смогла выйти замуж! – поддакнула вторая девица.
«Ну уж насчет тридцати лет – это перебор! – обиженно подумала Лола. – Мне еще далеко до тридцати! В конце концов, вполне могли бы обойтись без таких оскорбительных выпадов!»
– А кто у нее папочка? – подала свою реплику вторая девица.
– Как, ты не знаешь Сигильдеева?
– Неужели? Тот самый Сигильдеев?
– Конечно, тот самый! Владелец целой сети супермаркетов! Но это ей нисколько не помогает! Ты только посмотри, как она одета! Это просто кошмар! Вкуса – ни на грош! Ты можешь себе представить, чтобы я когда-нибудь надела такое платье?
«Да у тебя на такое платье просто денег нет и никогда не будет! – еще больше обиделась Лола. – Ты бы в этот театр вообще никогда не попала, если бы Ленька не купил тебе билет, так сказать, по производственной необходимости! И что он только находит в таких швабрах, хотела бы я знать?»
Она тут же напомнила себе, что девушки просто добросовестно выполняют порученное им задание, то есть честно отрабатывают свой хлеб, и постаралась взять себя в руки.
– Но бриллианты! Сколько, интересно, карат она на себя нацепила? – продолжала разговорчивая девица. – Это, наверное, годовая добыча Якутии!
– Но все равно, это ей нисколько не помогает! – поддержала подругу вторая статистка.
По-видимому, их разговор не прошел мимо внимания Зайкина. Он пошевелился и обвел зал вроде бы скучающим взглядом. На самом деле смотрел он очень внимательно. На всякий случай Лола опустила глаза, чтобы не встретиться с ним взглядом. Убедившись, что вокруг все нормально, Василий отклеился от колонны и медленно двинулся в сторону Лолы. При этом на лице у него появилось выражение трогательной растерянности. Он стал похож на маленького мальчика, заблудившегося в темном ночном лесу, и Лола неожиданно поймала себя на странном, неожиданном желании. Ей захотелось взять Василия за руку и отвести куда-нибудь в тихое, уютное место. Там усадить на диван, погладить по голове и расспрашивать тихим голосом, как он себя чувствует, не дует ли от форточки и не жмут ли ему новые ботинки.
В полном удивлении Лола застыла в своем углу. Девушки, увидев, что Зайкин двинулся к Лоле, отошли в сторонку.
Она еще раз взглянула на Василия и опять удивилась тому, как человек с такой заурядной внешностью может охмурять многочисленных богатых женщин до такой степени, что они готовы сами отдавать ему свои деньги… впрочем, судя по Лолиному самочувствию, с Василием будет не так просто разобраться, так что нужно держать ухо востро.
Василий двигался к ней мелкими шажками, не показывая, что он стремится к определенной цели. Он посматривал по сторонам, поднял одной даме упавшую программку, трогательно извинился перед другой дамой, с которой едва не столкнулся. При этом он часто посматривал в Лолину сторону. Лола заметила это, наблюдая за ним из-под ресниц – метод, которому каждая женщина обучается с детства, как кошка – ловить мышей. При этом она не забывала сохранять на лице надменно-туповатое выражение.
Василий понемногу приближался, и Лоле следовало подумать, как привлечь его к себе так, чтобы это выглядело естественно. Проще всего было бы что-нибудь уронить и чтобы он поднял. Но что уронить? Платок? Слишком уже театрально, совсем как у Шекспира. Там они всю пьесу бегали с этим несчастным платком, «расшитым цветами земляники», Отелло даже свою Дездемону из-за него задушил. Можно, конечно, просто уронить программку, но это будет уже не высший класс. А если сделать вид, что случайно выпала из ушка бриллиантовая сережка, то поднимется форменное столпотворение, найти сережку захочет не один Василий Зайкин, его тут затопчут, да еще и сережку в суматохе утянут, народ тут всякий попадается. Что с того, что бриллианты поддельные, они обещали вернуть вещи через три дня в целости и сохранности.
