Новое дело – ограбление кассы артели «Швейник» – давало ему возможность соскочить в Тбилиси и отлежаться там у Гиви.
Грек встал, подошел к окну и увидел, как дом окружает плотная цепь милиционеров.
– Ленка! – крикнул он. – Менты.
Ленка вскочила:
– Где?
– Окружают дом.
– Пошли, – скомандовала она и начала быстро одеваться.
Данилов
Дверь в вестибюль больницы долго не открывали, и они с Чернышовым копили зло, ожидая главврача.
Наконец она появилась. Крупная блондинка в очках, в белом халате и хромовых сапожках, ушитых по ноге.
– В чем дело?
– Я начальник отдела по борьбе с бандитизмом Московского уголовного розыска подполковник Данилов, со мной старший следователь горпрокуратуры юрист первого класса Чернышов. Мы обязаны произвести у вас обыск.
– Я возражаю, – сказала Нефедова.
– Не заставляйте нас применять силу.
– Это лечебное учреждение особого профиля…
– Нам известно, что именно здесь скрывается опасный преступник Леонид Викторович Греков, вот ордер прокурора Москвы на его арест и обыск в вашей больнице, – сказал Чернышов.
– Я не открою.
– Открывайте, Елена Федоровна, – сказал чей-то голос за спиной Данилова.
К дверям подошли Серебровский и мужчина лет шестидесяти в штатском.
– Я замначальника горздрава Миронов, – представился он.
Нефедова подошла к дверям и повернула ключ.
Они вошли в гулкий, пропахший лекарствами вестибюль.
– Что вам нужно? – строго спросила Нефедова.
Данилова начала раздражать эта крупная властная женщина.
– Нам нужен опасный преступник Греков, скрывающийся в вашей больнице.
– Такого человека у нас нет.
– Тогда мы вынуждены начать обыск.
– Я подчиняюсь силе.
– Пригласите сестру-хозяйку, – приказал Миронов. – Я попрошу, товарищ подполковник, чтобы ваши люди надели халаты и спрятали оружие. Контингент больных очень специфичный. Любое потрясение может вызвать резкое ухудшение здоровья.
– Конечно, конечно.
Через несколько минут оперативники блокировали все выходы из палат и подсобных помещений.
Данилов и еще четверо в халатах начали осмотр палат.
Никогда еще Данилову не приходилось так близко сталкиваться с тем, что называют в просторечии душевной болезнью. Палата за палатой, этаж за этажом раскрывали перед ним страшную тайну человеческого бытия. Он видел внешне вполне здоровых людей, которых мучили страшные малоизвестные недуги.
На втором этаже у окна сидел человек лет сорока в потертом больничном халате. Он смотрел в окно, и глаза его были отрешены от происходящего, светлы и счастливы. Он жил в другом, прекрасном и, видимо, добром мире.
– Что с ним? – спросил Данилов дежурного врача.
– Долго объяснять, – усмехнулся старичок-врач, – скажу одно: этот человек, в отличие от нас, счастлив.
На последнем этаже палаты были похожи на тюремные камеры. В них содержали буйных.
Один при проверке чуть не откусил Никитину ухо, еле оперативники оттащили.
Три часа длился обыск, Грека нигде не было.
Данилов сам начал обходить помещение.
– Подвал осматривали? – спросил он у Муравьева.
– Конечно, Иван Александрович.
– А это что за дверь?
– Там морг, – ответила за его спиной Нефедова.
– Осматривали?
– Никак нет, – удивленно ответил Муравьев.
– Откройте, – повернулся Данилов к Нефедовой.
– У меня нет ключа.
– А у кого он?
– У прозектора.
– Позовите его.
– Он придет после обеда.
– Никитин, – скомандовал Данилов.
Откуда-то из клубящегося в углах подвального мрака материализовался Колька Никитин с ломом, неведомо откуда взявшимся.
– Ломай, – приказал Данилов.
– Я не позволю! – крикнула Нефедова.
Данилов посмотрел на нее и понял, что они нашли Грека.
– Ломай.
Нефедова бросилась к дверям, словно хотела закрыть их, но двое оперативников скрутили ее.
Данилов сунул руку в карман ее халата и вынул ключ.
Морг был небольшой. Первая комната – прозекторская. На мраморном столе лежало то, что некоторое время назад было человеком.
Пахло формалином и еще чем-то сладковато-тошнотворным.
Данилов толкнул дверь в другую комнату. Постоял, давая глазам привыкнуть к темноте.
– Свет.
Оперативники зажгли фонари. На стеллаже лежало три трупа. Два мужских, один женский. В углу, на катафалке, лежал еще один, накрытый с головой простыней.
Наружу торчали только голые пятки.
– Все, Грек, – Данилов поднял маузер, – вставай.
Простыня откинулась, и Грек сел на катафалке, в руке у него был наган.
– Убью, падло, – прохрипел он.
– Если не бросишь наган, – спокойно сказал Данилов, – останешься здесь трупом навсегда.
Грек посмотрел на автоматы оперативников и бросил револьвер на пол.
– Берите, суки.
Данилов поднялся на первый этаж.
– Где телефон? – спросил он молодую девушку в несвежем халате.
– Вот в этой комнате.
Данилов вошел, плотно закрыл дверь, закурил. Потом достал из кармана кителя листок с телефоном и набрал номер.
– Аппарат комиссара госбезопасности Власика, полковник Далинин, – ответила трубка.
– Говорит подполковник милиции Данилов, комиссар приказал мне доложить ему в любое время.
– Ждите.
В трубке послышалось легкое гудение, потом раздался щелчок.
– Власик.
– Товарищ комиссар…
– Взял? – перебил его Власик.
– Так точно.
– Молодец.
Ти-ти-ти – запела трубка короткими гудками.
Данилов, Серебровский, Никитин, Белов
Июнь начался дождями. Стремительные и светлые, они врывались в город и так же быстро уходили.
Дожди вымыли Москву, и листва парков, бульваров, дворов была девственно свежа.
Данилова радовала такая погода, она напоминала ему о неизбежной осени, любимом времени года.
