Я могу это сделать. Я должна это сделать. Если хочу жить. А я очень хочу жить.
Тем временем акула сменила тактику: теперь она не кружила вокруг меня, а овалила, то есть плавала не по кругу, как водится, а описывала овал, то приближаясь ко мне, то снова отдаляясь. Ну что за игру ты ведёшь, что ещё затеяла? Раз за разом рассматривая акулу, я всё больше убеждалась в том, что ошиблась; разрозненные кадры передачи про жизнь акул наконец слились в единую отчётливую картинку, и леденящая сердце правда едва не спровоцировала у меня нервный припадок: вокруг меня плавала бычья акула — и отнюдь не из праздного любопытства. Она охотилась. На меня.
Мои нервы на пределе, сосредоточенность достигла верхней границы, я жду атаки и уверена, что она последует, причём очень скоро. Я набираю воздуха и ухожу под воду всякий раз, когда акула приближается, слежу под водой за её движениями и жду… жду… жду… Любимое солнышко нещадно пекло голову и лицо — за что же ты меня так? — соль разъедала глаза, но я должна, должна… У меня раскалывается голова, воспалённые глаза с трудом открываются, все мышцы буквально одеревенели от постоянного напряжения. Боже, сколько это может продолжаться? Хватит ли у меня сил? Но я должна, должна!!! Я — борец!!! Я — человек и не сдохну, как последняя собака, от зубов какой–то рыбёшки!!!
И вот он настал — тот самый момент атаки, которого я давно ждала и одновременно очень боялась. Акула отдалилась от меня, как обычно, но не стала поворачивать на овал, а резко развернулась и, немного углубившись, с бешеной скоростью поплыла по направлению ко мне, словно шла на таран. В течение нескольких секунд, пока акула подплывала, в памяти промелькнула вся моя жизнь, с её радостями и печалями, достижениями и провалами; лицами родных и близких, тех, кого я не хотела и не имела права потерять, тех, для кого моя смерть выльется в глубокую трагедию… Не–е–ет!!!
Секунды приближения хищника показались вечностью. Я в последний раз глубоко вдохнула и погрузилась под воду, в прозрачной воде глаза немедленно нащупали акулу. Мозг работает чётко, плавные движения ладоней удерживают напрягшееся тело под водой. Я жду. Только испуганное сердце бешено колотится, пытаясь вырваться наружу и убежать, уплыть, спрятаться от неминуемой гибели; кровь жарит голову, да лицо полыхает адским огнём. Но я буду готова дать отпор, когда эта бестия откроет свою мерзкую пасть.
Расстояние между мной и хищником стремительно сокращается, остались каких–то пара метров, я из последних сил сосредотачиваюсь, замираю, акула широко открывает пасть, усыпанную многочисленными рядами больших острых зубов, и… густым пьяным басом орёт: «Р–р–р-рота, подъё–о–о-ом!!!» Я конвульсивно дёргаюсь и… просыпаюсь.
Я сидела в купе на своей полке и бестолково озиралась по сторонам. Не было ни акулы, ни моря, ни понимания того, что со мной произошло и жива я вообще или нет. Да нет, похоже, что жива: пухленький тёплый комочек, жалобно повизгивая и прижимая к голове уши, карабкался по моим ногам. Машинально схватив Баксика, я крепко прижала его к груди. Было темно, лишь слабый свет уличных фонарей проникал сквозь зашторенные окна. Поезд стоял на какой–то станции. Мои руки и ноги дрожали, мокрая от пота футболка прилипла к телу. Господи, неужели это был всего лишь сон? Настолько реалистичный?! Ну конечно, сон: я в купе, точно в купе, вон, напротив, спит Иван, а наверху храпит Матвей… Я в поезде и еду в Астрахань на рыбалку… брр… Меня передёрнуло от воспоминаний об акуле. Хорошо, что в Волге не водятся акулы. М-да, ну и дела. Пожалуй, вместо рыбалки мне стоило задуматься о более традиционных методах лечения нервной системы.
Я начала потихоньку приходить в себя и успокаиваться. Баксик упёрся в меня всеми четырьмя лапами, стараясь вырваться из удушающих объятий и заглянуть в лицо.
— Малыш, я тебя испугала? Извини, пожалуйста, — виновато прошептала я и ослабила объятья.
Довольный Баксик добрался–таки до моего лица и лизнул меня в нос. Я улыбнулась и в ответ чмокнула в нос его.
— Писать пойдём? — подмигнула я псу и опустила его на пол.
Щенок обрадованно запищал и завертелся волчком от нетерпения. Кошмар, мне показалось, что он кивнул. Ах, ну да… акулы орут, собаки кивают головой… короче, крыша, не уезжай, я всё прощу! Нужно пройтись немного и подышать воздухом.
Поднявшись с постели, я влезла в кроссовки, машинально взяла на руки Баксика — ох! и тяжёлый же он, — тут же быстро снова опустила его на пол и осторожно, стараясь не разбудить ребят, открыла дверь. Как же хорошо было в коридоре! Дневной зной уже давно спал, открытая дверь вагона и форточки в окнах коридора создавали приятное движение прохладного воздуха, наполненного ароматами ночной летней флоры. Я сделала глубокий вдох и в сопровождении щенка направилась к выходу из вагона. Дверь, как и положено на каждой остановке, была открыта, проводницы не наблюдалось — вероятно, отлучилась по своим делам или подрёмывала в служебном купе, дожидаясь сигнала к отправлению. Я выглянула на улицу — в общем, ничего примечательного: типичное зелёное здание провинциального вокзала с большими круглыми часами над входом, с обеих сторон окружённое деревьями и кустарниками; растрескавшийся, давно ожидающий ремонта перрон, тускло светящие немногочисленные фонари да пара людей — то ли сотрудников вокзала, то ли пассажиров, караулящих свой поезд. Вот, собственно, и весь пейзаж.
— Ну, давай, гуляй, оправься, только далеко не уходи, — наказала я Баксику и спустилась на перрон.
Пёс рванул к ближайшим кустам и затих на целую минуту.
— Р–р–р-рота, подъё–о–о-ом!!! — раздался откуда–то слева слегка знакомый пьяный бас.
Я невольно вздрогнула и внутренне напряглась, мгновенно вспомнив раскрытую акулью пасть.
Баксик громко и зло зарычал откуда–то из кустов.
— Баксик, фу! Тихо! Иди ко мне, — я озабоченно вглядывалась в темноту слева, туда, откуда раздался голос, словно страшилась обнаружить там акулу.
На лавочке под деревьями расположился на ночь какой–то неряшливого вида мужичок, который, прокричав команду, тотчас завалился на бок и моментально заснул. С невероятным облегчением я рассмеялась. Это сейчас мне смешно при воспоминании об акульей голове, командующей подъём, а тогда, во сне… Брр, лучше не вспоминать.
Раздался треск кустов, и на перрон выскочил Баксик. Он притормозил, внимательно посмотрел на меня своими умными бусинками–глазками, повернулся в сторону пьяного, грозно зарычал, как будто предупреждая его о чём–то, потом быстро подбежал ко мне и сел рядышком, прижавшись тельцем к моим ногам, тёплый такой, мягкий, мур–р–р. А всё же ночь холодная. Я поёжилась и взглянула на вокзальные часы — стрелки показывали три с копейками. После этого кошмарного сна я чувствовала себя абсолютно разбитой. Что же, попробую снова заснуть. Мне нужно отдохнуть, очень нужно.
— Баксик, домой! — И я шагнула в тамбур вагона, стараясь сосредоточиться на каких–нибудь приятных воспоминаниях, которые помогли бы мне расслабиться и забыться до самого утра.
Мой новый сыночек засеменил рядышком.
Совестливый, однако
Я проснулась от сильного толчка вагона и открыла глаза. Солнечный свет заливал купе, согревая душу одним только своим присутствием. Ур–р–ра!!! Солнышко!!! Интересно, сколько сейчас времени? Чувствовала я себя великолепно, а это означало, что проспала довольно долго. И всё же так хотелось ещё чуть–чуть поваляться, понежиться в нагретой телом кровати… стоп… какая кровать? Это же поезд!
