Вместе со всеми я выбралась из лодки, поднялась по скользкой тропинке вверх на небольшую утоптанную полянку и огляделась: мы находились на узком длинном островке суши шириной метров пятнадцать, не больше; вокруг полянки, утопая в высоченной траве, росли редкие деревья и густой кустарник. Егерь быстро собрал небольшую палатку, в которую поместил всё, что требовалось спрятать от дождя, а мы начали готовить снасти.
— Может, кофейку дерябнуть? — зевая, спросил Матвей.
— Давайте, — согласился Иван, доставая из рюкзака термос, заблаговременно наполненный крепким, горячим кофе в столовой.
— Я попозже, — отмахнулась я, сосредоточенная на оснастке* спиннингов. Не люблю отрываться, вот заброшу удочки, тогда можно и расслабиться в ожидании поклёвки.
А дождь становился всё сильнее и сильнее, как будто пытался напугать нас и прогнать обратно на базу. И чем мы ему насолили? Неужели составили в чём–то конкуренцию? Сомневаюсь. Просто он по жизни какой–то зловредный, так и норовит напакостить и испортить настроение. Главное — не поддаться на его провокацию и сохранить боевой настрой, но это возможно только в том случае, если будет клёв, а если клёва не будет — всё, пиши пропало…
— Попробую с лодки половить, — сказала я ребятам и, прихватив рыболовные принадлежности, спустилась к воде.
Быстро забросив две донные* удочки и одну поплавочную, я уселась на сиденье в лодке и морально приготовилась терпеливо ждать поклёвки. Но время шло, а рыба не клевала, наверное, погода всё же оказала на неё своё негативное воздействие… Закон Подлости, как всегда, на высоте… И вдруг… Опа! А ведь это поклёвка, не жалкий разовый рывочек поплавка, вызванный движением плавника проплывающей мимо рыбы, брезгливо отталкивающей наживку, а самая что ни на есть поклёвка: рыбу явно заинтересовала предлагаемая мной еда и она её нюхает… я так думаю… а может, облизывает или смакует губами?
Взволнованная, я и не заметила, как начала думать вслух:
— Ну, давай, красавица, давай, жуй — это о–о–о-очень вкусно, честное слово, сама бы съела, да для тебя оставила! М-да, похоже, погорячилась: там, на крючке, пучок опарыша*, а его я бы не съела и под страхом смертной казни, но тебе, рыба, об этом совершенно необязательно знать. Кто же клюёт — карась, лещ? А вдруг нечаянно клюнул сам сазан?! Господи, неужели Ты услышал мои молитвы! Ну помоги его обхитрить! Ну пожалуйста, что Тебе стоит! Всего лишь какой–то сазанчик, а я, а мне, ну Ты же знаешь, как долго я мечтала поймать настоящую большую рыбу! Как же мне надоела мелочь пузатая…
Я старалась дышать через раз, глаза напряжённо всматривались в поплавок, пытаясь предугадать его последующие движения; дрожащие от возбуждения руки занесены над удочкой, готовые в любой… нет, в нужный момент рвануть удилище и подсечь* рыбу. Ещё немного — и можно будет подсекать…
Тырк… тырк, тырк… тырк… — поплавок легонько дёрнулся несколько раз и затих… совсем затих… О нет! Только не затихай, дёргайся, ну дёргайся же! А он бы и рад попрыгать — грустно торчать весь день без движения, да и нога уже затекла, но не в его силах что–либо изменить — марионетка, он всего лишь послушная марионетка в руках, то есть в губах, рыбы.
Расстроенная, я снова уселась на сиденье и угрюмо подпёрла голову рукой — ни дать ни взять «Алёнушка» Васнецова, только вместо сарафанчика — прорезиненный плащ маскировочной расцветки.
— Алён, как дела? — услышала я за спиной голос Алексея.
— Не ахти дела, не клюёт совсем, — удручённо ответила я, не отрывая глаз от удочек.
— Не переживай, клюнет, ещё не вечер, — попытался успокоить меня добрый егерь. — У ребят пока тоже ничего. А я наловил малёк, ещё немного — и можно будет уху варить.
— Даже мелочовки нет, ничего не понимаю, — возмутилась я.
— Попробуй со дна половить.
— Это как?
— Убери поплавок, поставь грузило граммов на пятнадцать и на поводке — пару крючков. Забрасываешь, ждёшь, пока дна достанет, и натягиваешь леску, но не сильно, чтобы только чуть–чуть натянута была. Удилище у тебя чувствительное, так что когда клюнет — ты рукой вибрацию почувствуешь и сразу же подсекай. И ещё: попробуй также кукурузу и червя. Крупняк вряд ли попадётся, но с ладошку надёргаешь.
— Да хоть бы уж с ладошку… а то мёрзнешь тут зазря, — со вздохом сказала я и принялась готовить новую оснастку.
Удивительно, но совет егеря сработал, и вскоре в моём садке уже плескалось несколько крупных по моим меркам краснопёрок, пара карасей граммов по четыреста — а это уже кое–что — и несколько густерок с ладошку или чуть больше. Ну что же, всё вместе потянет для начала уже на о–го–го, а моя большая рыба от меня никуда не уйдёт, ведь рыбалка ещё только начинается! — старалась утешить себя я.
Егерь отобрал крупную рыбу из наших садков и, каким–то чудом изловчившись развести костёр под непрекращающимся дождём, принялся готовить настоящую уху. По его словам, воду для готовки необходимо брать только из реки, иначе вкус похлёбки будет не тот; в ухе должно присутствовать не менее трёх видов рыбы, а остальное — как обычно — лук, морковь, перец горошком и лавровый лист. Да, чуть не забыла самое главное: перед окончанием варки в похлёбку необходимо влить граммов пятьдесят водки, без которой уха — не уха.
— А нас от этой воды не пронесёт? — полюбопытствовал Иван, с сомнением косясь на котелок с речной водой. — Может, лучше из бутыли возьмём?
— А что ты переживаешь? Кустов вокруг навалом, — рассмеялся Алексей, потроша моего карася.
— А вдруг я акулу тащить буду, а у меня живот прихватит? Она не будет дожидаться, пока я из кустов выползу, — отшутился Иван.
— Не боись, ничего с твоим животом не сделается, — улыбнулся Алексей и, покачав головой, сокрушённо добавил: — Эх, городские, городские…
— Алён, иди уху хлебать! — услышала я голос Алексея.
— Сейчас иду, только удочки прихвачу с собой, — крикнула в ответ я и, вытащив из воды два спиннинга, вскарабкалась по тропе на полянку.
Я снова забросила спиннинги и установила удилища на предварительно воткнутые в рыхлую землю «ноги»*, затем прицепила к леске свои допотопные колокольчики*, ещё раз проверила оснастку и присела на складной стульчик у импровизированного походного стола. Тем временем Алексей уже вытащил из супа всю рыбу и выложил её большой горкой на керамическое блюдо, предоставив Ивану разливать по железным мискам жижу. Боже, какой аромат витал в воздухе, вызывая неудержимое слюноотделение!
Кое–как примостив горячие миски на коленях, мы осторожно попробовали содержимое — уха удалась на славу. Сложно сказать, была ли она действительно настолько вкусной, или мы до такой степени оголодали на холоде да на свежем воздухе, но только набросились мы на неё как голодные собаки и остановились только тогда, когда увидели дно котелка. А нас ещё ждала рыба, заботливо прикрытая егерем от дождя тазиком…
Вдоволь наевшись и побросав остатки еды в котелок — сельским кошкам и собакам, — мы сидели у потухающего костра, не в силах пошевелиться от внезапно навалившейся сонливости и лени, наблюдая за поставленным на угли чайником. Наконец вода закипела, и Матвей начал разливать кипяток по протянутым нами железным кружкам, как вдруг раздался резкий настойчивый звон колокольчика и послышался громкий шлепок последнего о землю. Четыре пары глаз молниеносно устремились на мои удочки…
