Пять минут… десять… пятнадцать… Меня уже не радовала потенциальная добыча — уж слишком тяжело она доставалась. Упрямая рыба всё никак не хотела сдаваться, с остервенением сражаясь за свою свободу. Я взмокла от пота, мои руки дрожали от прилагаемых усилий, мышцы всего тела ломило, но я упорно пыталась постепенно подвести гиганта к берегу. «Только бы леска выдержала и катушка не сломалась… Господи! Помоги мне, пожалуйста! — молила я про себя. — Господи! Ну что за мамонт там сидит? Мне бы что–нибудь попроще, поменьше…» — «А кто хотел поймать большую рыбу? Кто умолял Господа помочь? Ты бы уж определилась, наконец, чего хочешь», — ехидно отозвался внутренний голос. «Ты прекрасно знаешь, что я понимаю под «большой рыбой»: три–четыре килограмма — и достаточно! Я ещё не успела разбаловаться. И потом, мне не улыбается, как старику Сантьяго, три дня за этой бешеной селёдкой по всей Волге гоняться, чтобы её в итоге акулы слопали!» — «Окстись, какие акулы?! И вообще, нужно было сразу конкретизировать свои потребности, тогда бы и проблемы не возникло», — поучал голос. «Слушай, отстань, и без тебя тошно… Но я всё равно вытащу этого мамонта, даже если мне придётся нырнуть за ним в яму», — начала злиться я, упрямо подматывая леску.
Мне на память пришла рыбацкая байка о том, как заядлые карпятники, экипированные по последнему слову техники и науки, сидели как–то на карпа на искусственно зарыбленном водоёме. Недалеко от них, у самой плотины, приютилась одинокая женщина–рыбачка, которая, ловко орудуя простенькой поплавочной удочкой, таскала одну за другой мелких плотвичек и выглядела абсолютно счастливой и умиротворённой. И вдруг, на фоне общего карпового бесклёвья, именно на её нехитрые снасти клюнул карп, да не просто карп, а матёрый по меркам того водоёма, килограмма на три, и давай он эту перепуганную женщину таскать за собой по всему берегу. Бегает она вслед за натягивающейся то в одну, то в другую сторону леской и сквозь слёзы причитает: «Ну кто тебя просил клевать, а? Я же плотвичку ловила!» От души посмеялись над ней рыбаки, но карпа помогли выудить…
И вдруг — о чудо! — сила, с которой рыба натягивала леску, резко ослабла, и пусть с трудом, медленно, но верно я начала подтаскивать добычу к берегу.
— Ай, молодца, Алёнушка! — похвалил меня Алексей, и его глаза заблестели в предвкушении. — Продолжай потихоньку тащить, но если рванёт — тут же ослабляй фрикцион, не испорть всё в самый последний момент, как это часто случается у женщин. Терпение, и только терпение, и никакой спешки. Осталось совсем чуть–чуть — и она у тебя в кармане.
— А поместится? — усмехнулся Иван.
— Впихнём, — усмехнулся в ответ Алексей. — Пошли лучше вниз, подстрахуем, чтобы в камышах не сошла.
И все трое стали осторожно спускаться с обрыва к воде. Узкая полоска берега шириной не более метра была пологой. Возле берега было неглубоко, но вся отмель поросла негустым камышом, и этот факт мог вызвать серьёзные осложнения: очень часто, попадая в камыши, рыба либо запутывает и рвёт леску, либо умудряется сойти с крючка. Столько времени бороться с рыбой, дотащить до берега и потерять из–за какой–то травы — так недалеко и до инфаркта. Ребята разулись и закатали повыше штаны, чтобы в случае необходимости кинуться спасать мою добычу.
И вот она показалась… Я уже давно вглядывалась в воду, стараясь разглядеть своего незнакомого, но уже ставшего родным партнёра по армрестлингу. У поверхности показалась часть огромной головы, и я тут же высоко над своей головой подняла спиннинг, чтобы заставить рыбу глотнуть воздуха — после этого она обычно перестаёт сопротивляться. Но моя и так уже не сопротивлялась, послушно следуя за наматывающейся леской, словно телок на верёвочке. «Кто же это? Точно не сом, не его морда, чем–то напоминает карася или сазана…» — волновалась я.
Похоже, мужчины тоже увидели рыбу — они замерли, внимательно всматриваясь в воду.
— Алёнка, похоже, ты влипла по полной. Кранты, — вдруг очень серьёзно сказал Матвей.
— Что? Что такое?! — фальшивым фальцетом пропела я и чуть не выронила спиннинг — так задрожали от нервов мои руки. Прерывисто дыша, я лихорадочно шарила глазами вокруг рыбы, стараясь увидеть, откуда исходит угроза, но ничего не обнаруживала. «Что случилось?! Рыба сходит?! Матвей видит что–то, чего не видно мне?!» — отчаянно голосила я про себя. Я и так всё это время находилась в диком напряжении, боясь потерять добычу, а теперь, когда борьба, как мне показалось, закончилась и я могла с переполненным от счастья сердцем созерцать кусок моего милого монстра, вдруг по какой–нибудь глупой случайности потерять его?! Повешусь. Прям на торчащей из воды коряге и повешусь. И пусть только хоть кто–нибудь попробует меня остановить.
— Ты за хвост забагрила японскую Годзиллу, так что жди ноты протеста от японцев и осложнения взаимоотношений между нашими государствами, — прыснул со смеху Матвей, довольный, что так легко обвёл меня вокруг пальца.
— Я ТЕБЯ УБЬЮ! — взревела я, и, если бы на крючке не сидела рыба, я бы без раздумий спрыгнула вниз и от всей души накостыляла ему спиннингом.
— Баран ты, Мот, — поддержал меня Иван и отвесил другу подзатыльник. — Выбирай время для шуток. Я и сам подумал, что рыба сходит, и хотел было за ней в воду метнуться. А Алёнку, наверное, вообще чуть кондратий от страха не хватил.
— Извини, Алён, — виновато проблеял Матвей, искренне раскаиваясь. — Я не подумал.
Сосредоточенная на рыбе, я ничего не ответила. Вот дотащу — тогда решу, простить его или огреть чем–нибудь хорошенько по дурной голове, чтобы активизировать мозговые извилины.
— Мужики, внимание! — вдруг прикрикнул Алексей. — Похоже, рыбёха на мель садится! Вперёд, вытаскиваем! Быстрее!
И мужчины со всех ног, перегоняя друг друга, рванули в воду. Я тоже обратила внимание на то, что тащить стало опять тяжелее, а потом и вовсе леска перестала наматываться, и сработал фрикцион. Громадный, килограммов на десять, сазан — а теперь в этом не было никаких сомнений — спокойно лежал на дне у самых камышей, подставляя бок дождю. Удивительно, но он больше не сопротивлялся, покорившись своей неизбежной судьбе… ну и дурак… до последнего вздоха нужно биться!
Пробравшись через камыши, ребята подбежали к рыбе, на ходу подматывая штанины повыше, и с трёх сторон в неё вцепились. Одурманенная фонтанирующим счастьем, я бросила спиннинг и спринтанула за фотоаппаратом, чтобы запечатлеть сногсшибательный вынос — или внос? — тела: Матвей и Иван тащили кабанчика за жабры, а Алексей — за всё время норовивший выскользнуть из рук хвост, но внезапно резко остановилась, заскользила по мокрой траве и, едва не грохнувшись, развернулась и стремительно понеслась назад.
Охваченная лихорадочным возбуждением, я хаотично перемещалась по вершине обрыва, словно отбившаяся от стада молекула, не зная, то ли мне в буквальном смысле слова кинуться вниз и лично поучаствовать в торжественном вносе трофея, то ли метнуться за фотоаппаратом, чтобы навечно запечатлеть на многочисленных кадрах каждый шаг тяжело продвигавшейся вверх по обрыву сазаньей процессии. Справедливости ради нужно отметить, что был ещё и третий вариант — стоять и более–менее терпеливо дожидаться, пока рыбину затащат наверх и положат к моим ногам, словно несметные сокровища к ногам покорителя Чингисхана. И пока я разрывалась между первым и вторым вариантами — самореализовался третий: рыба легла у моих ног.
