– Короче, Кара, мне надоело твое упрямство, – потерял терпение Бесов, приподнял голову Карины за подбородок и заглянул ей в глаза – последнее, так сказать, психологическое предупреждение.
– Я хочу вначале получить гарантии, – прошелестела Карина.
– Гарантии? – усмехнулся Сева. – Гарантии чего, солнце мое? Ладно, даю слово, что если ты, сука, скажешь неправду, то я тебя…
– Анжелика Сологуб, – прошептала Карина.
– Кто?! А… – не удержалась от вопроса Вика, но опомнилась и замычала: – А… А… можно мне водички попить? Во рту что-то пересохло.
– Громче! – рявкнул Бесов.
– Во рту все пересохло! – завопила Вика.
– Блин, да я не тебе, – поморщился Сева.
Вика осторожненько кивнула.
– Анжелика Сологуб! – по слогам произнесла Карина.
– Ни фига себе, сказала я себе, – пропела Вика, схватила чашку со стола и без спросу допила чаек Бесова. Никаких сомнений – Карина сказала правду. Это что же получается? Вика глубоко задумалась, но, как ни пытала она свой мозг, умных мыслей больше не приходило. Глупых – тоже.
– Я не виновата! Я просто делала то, что мне Анжелика велела. Я просто хотела ей помочь…
– Просто ничего не бывает, солнце мое! Давно у вас с ней роман? – ехидно спросил Бесов.
Карина дернулась, как от удара, глаза ее наполнись собачьей болью.
– У вас устаревшая информация. Мы расстались, – сквозь зубы процедила хозяйка агентства.
– Какая жалость! – скривился Бесов. – Ну ничего, Кара, не расстраивайся. Найдешь себе другую.
– Да что вы понимаете! – закричала Карина. – Что вы понимаете в любви…
* * *
Два года назад…
Настроение было хрупким, как подмерзшие лужицы на асфальте. Кара научилась быть спокойной всегда, при любых обстоятельствах, но сейчас любая мелочь могла выбить ее из колеи. Виновата во всем была весна – вкатилась, зараза, сахарным арбузом в душу, раздразнила гормоны обманчивым мартовским теплом, и снова накрыло Кару острое ощущение одиночества. Кара с этим чувством давно смирилась, приучила себя гармонично с ним сосуществовать, и ей даже удавалось кайф ловить от собственной независимости. Хорошо ей было, комфортно, легко – ничто не тревожило, полный штиль в сердце, ясная голова, холодный рассудок, но дурная весна в любую минуту могла пустить все ее сеансы психотерапии коту под хвост. Кара пока держалась, балансируя на грани, сорваться «жаба» мешала: слишком много средств было вложено в модного психоаналитика, чтобы так запросто расстаться с душевным покоем из-за прихотей погоды, вновь поверить в возможное счастье – и стать самым несчастным человеком на земле. Нет уж! Дудки! Она справится, выдержит, переживет этот март, как пережила прошлый, устоит. Хватит с нее лживых обещаний весны, больше никаких нервных срывов и депрессняка. Любовь – это иллюзия. Одиночество – ее стихия, ее кредо, ее стиль – уговаривала себя Кара, кутаясь в серебристый норковый полушубок на остановке трамвая и прикидывая, как поступить: поймать попутку или прокатиться на рогатом транспорте. До дома было недалеко, пешком от силы пятнадцать минут, но к вечеру подморозило и тротуары превратились в каток, шагать на каблуках по льду – опасно. У дверей агентства она чуть было не свернула себе шею – поскользнулась на лестнице.
Машину, как назло, пришлось с утра отогнать в сервис. «Ауди» обещали сделать к вечеру, но при техосмотре выяснилось, что имеется проблема, которую за один день никак не решить. Ничего удивительного, сама виновата, надо было раньше тачку в сервис отогнать, а не ждать с наивной надеждой, что неполадка устранится сама собой. Правда, такое уже случалось пару раз: что-то стучало, где-то скрипело, но Карина уговаривала машину не ломаться, и та слушалась, переставала стучать и скрипеть. На этот раз просьбы не подействовали, «аудюха», как называла свою любимицу Карина, разворчалась, отказалась резко трогаться с места и принялась так громко фыркать, что ездить на ней стало неприлично. Вроде не старая еще, а такая перделка, удивлялась Карина.
К остановке подошел трамвай, вобрал в свое теплое нутро озябших пассажиров и укатил по направлению к ее дому. Карина так и не решилась в него сесть. Не любила она общественный транспорт, вернее, людей, которые вечно норовили влезть в ее личное пространство. «Извозчиков» она тоже не любила – плюхаешься в салон, и ты обречен слушать либо шансон и попсу, либо пошлые анекдоты, истории о чужой жизни, детях, женах, политике, высоких ценах и проблемах страны. Это еще было полбеды. Некоторые товарищи пытались завязать с ней знакомство – тупые мужланы, похотливое быдло, потные грязные животные. Кара ненавидела мужчин. Причин ненавидеть их вроде бы и не было, просто однажды Карочка проснулась после утомительной тошнотной ночи с очередным любовником, посмотрела на мужика, храпевшего рядом с ней, и все про себя поняла.
Она и раньше все понимала, с детства, с тех пор, как они с подружкой Варькой, рыжей смешной плюшкой с двумя лохматыми косичками, дурака валяли на пыльном чердаке бабушкиного дома в деревне: наряжались, рожи корчили, а потом вдруг решили посмотреть, как друг у дружки все там устроено. Варька, разгоряченная игрой, идею поддержала, беззастенчиво стянула трусишки и продемонстрировала Карочке особенности своей физиологии. Карина вздрогнула и торопливо отвела взгляд, испугавшись необычных ощущений: теплый ветер словно погладил ее по коже, и все погорячело внизу живота. Как там все устроено у Карочки, Варьку не интересовало, подружка оделась, залезла с ногами на пружинистую кровать и принялась прыгать и хохотать. Карина разозлилась, назвала Варьку дурой и потребовала, чтобы та немедленно убралась вон, а потом долго рыдала от обиды. С Варькой они помирились на следующий день, но Карочка стала подруги сторониться: каждый раз, когда она видела Варьку, теплый ветер возвращался. Кара злилась на Варьку, сама не понимая за что. Злилась и чувствовала себя самой несчастной девочкой на свете: ведь о теплом ветре она никому рассказать не могла. Август подошел к концу, начинался новый школьный год, подруги расстались. Бабушка Карины зимой умерла, и на каникулы в деревню мама перестала ее возить, сплавляла каждый год в лагерь на три смены. Работала много, пытаясь в одиночку поднять дочь. Варька забылась, но то лето Кара запомнила навсегда, потому что впервые узнала, что такое одиночество, и поняла, что она не такая, как все, а потом долго пыталась себя обмануть, гнала теплый ветер прочь и падала в объятия тех, от кого веяло только холодом. Сколько было мужчин у Карочки – она не могла сосчитать, в памяти остались лишь бледные пятна лиц и вечное ощущение стужи. Когда Карочка окончательно озябла, то перестала себя обманывать и пошла теплому ветру навстречу, но на пути ей встречались лишь легкие дуновения. Карочка уже отчаялась, пока однажды не столкнулась в баре клуба, где иногда проводила вечера в поисках теплого ветра, с настоящим смерчем, горячим, обжигающим, сбивающим с ног…
– Бармен, «Кровавую Мэри» шустренько мне организуй, – послышался рядом властный женский голосок, на барную стойку шлепнулись дамская сумочка и пачка «Vogue». – И музыку смени, что за говно у вас тут играет?
