– Действительно, – фыркнул законник.
Он на секунду замер и внимательнее посмотрел мне в глаза. Инспектор не сделал ни единого угрожающего жеста, но меня словно обдало холодным воздухом опасения. Мне с трудом удалось усидеть на табурете. И дело не в том, что я верил в принципиальность законника, просто страх был не таким уж сильным.
– Вот оно что, – скупо улыбнулся законник и по-ковбойски прикоснулся пальцем к краю своей шляпы. – Оказывается, у нас общие не только предпочтения в одежде.
Действительно интересно. Неужели инспектор имеет такой же набор умений?
– Всякое в жизни бывает, – с показным равнодушием пожал плечами я.
Приступ страха схлынул, оставив после себя удивительную ясность мыслей и спокойствие.
– Меня зовут Максимилиан Никор, – проинформировал меня инспектор и, не дав представиться в ответ, добавил: – Тебя здесь именуют Ромом, а как звали дома?
Интересно, здесь что, все знают, откуда меня занесло в этот мир?
– По-разному. Чаще всего Романом.
– Хорошо, Ром. Мне позволили пообщаться с тобой, но, если честно, говорить нам особо не о чем.
Интересно, он сам-то понял, что сказал?
– По Закону, я не могу тебе ничего объяснить, но никто не помешает мне рассказать тебе одну историю, – продолжил Максимилиан, внимательно посмотрев мне в глаза. – Полгода назад в нашем городе появился монстр, которого все называли Мясником. Он резал красивых девушек, превращая это в извращенный ритуал. Мясник словно молился каким-то богам, которых у нас нет и быть не может. Но не это главное. Как бы он ни обставлял свои извращения, Мясник был и есть больной монстр, наслаждающийся чужой болью. Такие существа просто не имеют права на жизнь. У меня была возможность уничтожить эту тварь, но наша вера – хуже кандалов. И теперь каждое убийство, которому я не смог помешать, будет лежать камнем на моей душе. Поверь, это очень тяжелый груз. Увы, на этом моя история заканчивается. Надеюсь, ты сумел понять из нее хоть что-то.
Ни черта подобного. Хотя кое-какие проблески понимания у меня все же появились.
– Ваша осторожность связана с тем, что мою память могут проверить?
– Ерунда, – фыркнул инспектор. – Тебя развели, как младенца. Даже самый сильный маг не сможет выудить воспоминания из чужой головы. Стереть память может, а на большее не хватит ни силенок, ни умений.
– Тогда к чему все это?
Инспектор лишь вздохнул, встал и направился к двери. Перед тем как покинуть допросную, он остановился и посмотрел на меня:
– Все это к тому, чтобы ты понимал, на кого работаешь.
Законник закрыл за собой дверь, а я задумался.
И вот чего он от меня хотел? То, что рассказал Лакис, вполне сходилось со словами инспектора. Похоже, Гарпун не утолил свою жажду крови на морских чудовищах и перенес ее на людей. Ну и что с того? Согласен я с тем, что такие люди не должны жить? Конечно! Но даже если привязка к Сынку не распространяется на его папашу, попытка уничтожить мафиозного босса все равно будет самоубийственной. Если законника так мучает совесть, пусть сам идет и хоть режет, хоть стреляет. Но он почему-то прячется за своей верой и горестно вздыхает.
В общем, из всего сказанного было понятно, что хорошей жизни мне ждать не приходится. Отец погибшей девушки не просто жаждет смерти сына своего врага, он будет мстить за истязание и муки своего ребенка с остервенением загнанного в угол зверя. Да уж, ситуация практически безнадежная.
Пока я предавался горестным мыслям, в камере появился охранник с моими вещами в руках, которые он положил на стол рядом с оставленной инспектором шляпой. Принесли даже паромет, в который я вцепился, как утопающий в соломинку.
Охранник недовольно заворчал и взялся за висевшую на поясе дубинку. Учитывая муторную перезарядку паромета, преимущество было на его стороне, впрочем, никто и не собирался нападать. Просто уверенность, которую дарит увесистое оружие в руке, мне сейчас была нужнее, чем привычная одежда.
Сделав вид, что просто проверяю оружие, я вернул его в кобуру, которую начал закреплять на бедре. Чужая ливрея полетела на пол, а ее место занял плащ, уже привычно окутавший меня комфортным теплом.
Охранник кивком предложил следовать за ним и первым вышел в коридор. Доверительное у них, однако, отношение к подозреваемым. Или я уже вышел из этого статуса?
Оказывается, что подозрения были действительно сняты. Охранник без лишних затей проводил меня прямо к парковке, где одиноко стоял знакомый паромобиль. За рулем сидел Рычаг и лучезарно улыбался.
– Привет, арестант! – весело поздоровался гном, когда я уселся в кабину рядом с ним.
– И тебе не хворать.
Гном хохотнул и нажал на большую кнопку справа от руля. Через десять секунд загорелась лампочка над кнопкой. В двигателе заклокотало. В стороны ударили струи пара. Затем гном дернул за рычаг, и мы тронулись с места.
– Хозяин хочет увидеть тебя, может, даже чего перепадет.
– Оценил старания по спасению Сынка?
Улыбка гнома неожиданно увяла:
– Ром, ты парень вроде нормальный, так что предупреждаю по дружбе. Не называй младшего хозяина Сынком даже за глаза. Это позволено только Мирану, да и то не всегда.
– Я не буду называть его хозяином.
– И что с тобой такого страшного случится?
– А тебе этот ошейник не давит?
– С чего бы? – удивился гном. – Я не раб, а кулон верности – только страховка. Наши старейшины согласились, с чего бы мне возражать? В общем, ты меня услышал. Дальше думай сам, хотя, кажется, все без толку. Мой наставник Степ тоже был таким упрямым. У вас там что, воздух такой?
– Можно и так сказать. У нас рабство под запретом, но были и очень темные времена, так что нехорошая память еще осталась в крови.
Гном пожал плечами и замолчал. Его равнодушие к рабству наводило на мысли, что у них тут нечто, похожее на холопство в Древней Руси, – эдакая лайт-версия кабалы с возможностью выхода и гарантированной свободой для детей. Они не знали ни негритянского варианта, ни изменений времен начала царствования Романовых. Петр Первый был, конечно, великим человеком, но именно во времена его правления крепостными начали торговать напропалую и, так сказать, менять на борзых щенков. По крайней мере, так утверждали труды историков, до которых у меня дотянулись руки.
Задумавшись, я пропустил момент выезда с парковки и поворот на широкую улицу. Я невольно залюбовался проплывавшей мимо паромобиля картиной. По обеим сторонам улицы размещались ряды особняков. Между ними росли кусты, часть из которых была усыпана разноцветными бутонами.
Странно, что ни в поместье Ламехов, ни на обозреваемой мною улице не было видно ни одного деревца – только разнообразные кусты и клумбы с цветами. Это, конечно, если не считать закрывавшей полнеба кроны таули.
